Юстиниан Великий : Император и его век

1. РАСПОРЯДОК ДНЯ

Благодаря Прокопию мы прекрасно осведомлены о военных успехах византийской армии. Но что известно о внутренней политике Юстиниана, о его жизни, об отношениях с родственниками? Да практически ничего. Наш главный источник — тот же Прокопий, который оставил два сочинения на тему внутренней политики: хвалебную оду «О постройках» и политический памфлет «Тайная история». Кодекс Юстиниана, бытовые египетские папирусы, отрывки из сочинений Иоанна Эфесского и других авторов дают еще меньше.

Каким был базилевс в начале первой Готской войны? Пятидесятидвухлетний Юстиниан оставался в прекрасной форме. Перед нами человек среднего роста, плотный, но не толстый, с широкой грудью и вьющимися волосами. Его шевелюру уже тронула седина, образовались глубокие залысины, которые император, однако, скрывал с помощью парикмахеров. Лицо оставалось свежим, на щеках играл здоровый румянец. Рабочий график Юстиниана оставался как всегда напряженным. «Доступ к нему был открыт для любого, и он никогда не гневался на тех, кто стоял перед ним или говорил не так, как подобает», — пишет Прокопий.

Юстиниан жил Большом дворце, который иначе назывался Священный Палатий. Точнее, в одном из комплексов Палатия, который именовался дворцом Гормизда и был расположен у берега моря. Это место Юстиниан занял давно, еще при жизни своего царственного дяди.

Здесь находилось всё необходимое: рабочий кабинет, зал для церемоний, столовая, баня. До наших дней Большой дворец не уцелел, в современном Стамбуле остались лишь руины. Впоследствии царские палаты не раз перестраивали. Из дворца вели переходы на ипподром, где император мог насладиться конскими бегами и пообщаться с народом.

Базилевс мало спал, вставал еще затемно или же на заре. Его одевали слуги. Если не предполагался официальный прием, одежда была проста: штаны, сапоги или сандалии, рубашка и накидка. К слову, штаны были введены в моду гуннами и готами. До этого римляне обходились без них (драпировались в ткань и защипывали ее в нужных местах фибулами), разве что зимой легионеры носили короткие рейтузы. Прокопий не устает ругать императора за «варварскую» манеру одеваться.

Еда казалась Юстиниану «делом второстепенным, навязанным природой». Кесариец утверждает, что император часто обходился без пищи по двое суток, «особенно когда наступало время кануна так называемой Пасхи». Неизвестно, лжет Прокопий или говорит правду. Может быть, он хочет показать своего героя бесплотным демоном и как раз по этой причине разглагольствует про еду? Вина император не пил. Он довольствовался водой и небольшим количеством диких овощей: одним словом, питался по-крестьянски.

Перекусив, царь направлялся в рабочий кабинет. Секретарь составлял для него график на день — кого принять, с кем провести совещание. Император не любил долго сидеть на одном месте. Во время работы он постоянно расхаживал взад и вперед: диктовал письма или указы, выслушивал доклады чиновников, беседовал с первыми лицами государства.

В числе главных докладчиков были Иоанн Каппадокиец, юрист Трибониан, а также эпарх Константинополя. Весь день императора проходил в таких встречах и совещаниях. Юстиниан вникал в малейшие тонкости управления империей и всё любил делать сам: диктовал письма, решал богословские споры, инспектировал строительство архитектурных объектов, давал указания, где возводить оборонительные линии и как совершенствовать крепости… Его упрекали современники и позднейшие историки: зачем обременять себя мелочами? Но это психология обывателя, а не трудолюбивого царя, который всю жизнь отдал служению великой державе.

Для отдыха Юстиниан мог выйти в сад, затем возвращался и снова работал допоздна. Ночью он часто заходил на женскую половину дворца, где жила Феодора. Вставал рано, и всё начиналось снова. Льстецы называли его бессонным, удивляясь энергии, которой обладал император.

Царственные супруги — Юстиниан и Феодора — любили проводить время вместе. Они не только развлекались, но и решали государственные дела, распределяя роли между собой. Прокопий вспоминает, что базилисса покровительствовала «голубым» — венетам. Но иногда ее настроение менялось, венетов начинали преследовать. Юстиниан оставался над схваткой и выступал верховным арбитром.

«Голубых» преследовали не зря и не по случайной прихоти. После восстания «Ника» Юстиниан относился к цирковым партиям с удвоенным подозрением. Кроме того, вероятно, в число венетов записывались многие богачи, зная, что император покровительствует этой партии. Этим и объясняются репрессии, которым несколько раз подвергались венеты во время правления Юстиниана.

Большую роль в отношениях царя и царицы играл секс. По словам Прокопия, Юстиниан был ненасытен. Феодора умело пользовалась любовью мужа, чтобы протежировать своих людей. Дружбой с императрицей, например, гордилась жена Велисария — Антонина.

Иногда Юстиниан и Феодора совершали поездки по стране. Упоминаний об этом почти нет, так что трудно оценить цели и эффективность таких поездок. Однако из сочинения Прокопия «О постройках» видно, что базилевс знал толк в архитектуре, лично участвовал в проектировании оборонительных линий и давал дельные советы по укреплению отдельных крепостей. Конечно, всё это — результат деловых поездок, в которых царь набирался опыта.

Ясно, что Юстиниан желал быть в курсе всех дел и обладал феноменальной работоспособностью. Но каков был конечный результат? В этом историки расходятся. Многие до сих пор остаются в плену концепции Прокопия, который безжалостен к базилевсу. «Получив императорскую власть, — говорит Кесариец, — Юстиниан тотчас же сумел всё привести в расстройство».

Эмоций много, но что же случилось на самом деле? Кесариец утверждает, что главной целью Юстиниана было выкачивание денег у богатых и состоятельных. В этом — ключ к разгадке, хотя разные ученые понимают ее по-разному.

2. ЮСТИНИАН И ФЕОДОРА

Под стать царю была его жена Феодора, хотя ее поведение отличалось от образа жизни непритязательного и работоспособного мужа.

Феодора была изнеженной женщиной. Большую часть года царица проводила в загородных дворцах на берегу моря. Вследствие этого госслужащие должны были добираться к ней на аудиенцию с большими трудностями и терпели лишения, не получая изысканной еды, ванны и роскошных апартаментов для отдыха. «Но они, Юстиниан и Феодора, ни во что не ставили несчастия всех других людей, только бы им самим можно было наслаждаться всякими удовольствиями», — сурово обличает Прокопий.

Юстиниан был доступен для просителей. «Для людей даже незнатных и совершенно неизвестных имелась полная возможность не только быть принятыми тираном, но и беседовать с ним и по секрету говорить с ним». Не то Феодора. Чтобы получить аудиенцию у базилиссы, следовало похлопотать. Просители сидели у нее в приемной «в каком-то рабском ожидании, находясь всё время в узком и душном помещении». А не прийти было нельзя: это означало обратить на себя внимание, затем гнев, затем ненависть императрицы. Чиновнику казалось проще унизиться, отсидеть в приемной и удостоиться аудиенции.

«Все время стояли они (в этом коридоре) на цыпочках, каждый стараясь вытянуть шею и голову выше своих соседей, чтобы выходящие из внутренних покоев императрицы евнухи могли его видеть, — брызжет сарказмом Прокопий. — Приглашались из них только некоторые, и то с трудом и по прошествии многих дней ожидания, и, входя к ней с великим страхом, они уходили возможно скорее, только положив перед ней земной поклон и прикоснувшись краями губ подошвы ее ног».

Противоречий в этом сообщении множество, но мы уже привыкли к тому, что Прокопий хочет задеть не разум, но чувства читателя, чтобы вызвать ненависть к царю, царице и их окружению. Кого постоянно принимает Юстиниан, если чиновники толпятся в приемной императрицы? Когда бюрократы выполняют свои обязанности, если постоянно томятся в приемных? Почему не прийти смертельно опасно, если предстать перед Феодорой можно раз в несколько дней, да и то ненадолго? Логики в этих сообщениях ноль, зато сколько сарказма! Может, Прокопий передает собственный опыт общения с императрицей или руководствуется сплетнями, слухами, сообщениями своих знакомцев, которые тоже ненавидят Юстиниана и Феодору? И вправду, к сообщениям Прокопия принято относиться с полным доверием, но о многих вещах он не знал и знать не мог. Хотя бы потому, что в течение долгих лет состоял в Африке и Италии при Велисарии.

Прокопий уверен: царица была абсолютно безнравственна и хранила множество грязных тайн из своей прошлой жизни.

Одна сплетня, приведенная Кесарийцем, касается незаконного ребенка Феодоры. В молодости, до встречи с Юстинианом, она родила сына от одного из своих партнеров. Кесариец подробно рассказывает, как его героиня пыталась сделать аборт, но у нее ничего не вышло. Кто и когда осведомил об этом нашего автора — остается загадкой.

Так или иначе, ребенок появился на свет и получил имя Иоанн. Отец ребенка, араб, увез его в Палестину. Иоанн вырос, узнал, что его мать стала императрицей, и прибыл в Константинополь после смерти отца.

Феодоре доложили, что к ней приехал сын Иоанн. «Каким образом этот несчастный исчез впоследствии из числа людей, этого сказать я не могу, и никто с тех пор не видел его, даже после смерти императрицы», — пишет Прокопий. Правда это или нет, сказать сложно. Зато Кесариец пускается в пространные рассуждения о том, что все вышеперечисленные события способствовали падению нравов… чем отвлекает читателей от законных вопросов: откуда он взял все эти сплетни и всю чепуху, о которой идет речь на страницах «Тайной истории»?

Феодора, по мнению Кесарийца, постоянно издевалась над действующим византийским законодательством.

«У нее собирались судьи и она сама выбирала таких, которые готовы были драться между собой из-за того, кто из них больше других способен понравиться императрице, подавая свое мнение, бесчеловечностью своего приговора». То есть велся отбор грамотных юристов; результат был один. «Состояние человека, попавшего в… беду, она тотчас конфисковала, а его самого, подвергнув самому позорному наказанию, хотя бы он с древних времен принадлежал к знатнейшим фамилиям, она считала вполне допустимым для себя или наказать изгнанием, или казнить».

И снова — знать, богачи, «уважаемые люди» — жертвы террора. Всё это из-за вздорного мстительного нрава Феодоры? Или мы имеем дело с последовательной системой уничтожения правящего класса, верхи которого постоянно плетут заговоры с целью устранить Юстиниана и Феодору, распространяя вздорные слухи о базилиссе-проститутке и безголовом царе?

Прокопий не унимается. Ему нужны примеры, но их мало. Вот еще один. «Был некий патрикий, человек престарелый и долгое время занимавший высшие должности. Имя его я хорошо знаю, но здесь не назову, чтобы не увековечить вместе с его именем нанесенную ему обиду». Он одолжил много денег одному из приближенных Феодоры, но получить долг назад никак не мог. Тогда пострадавший явился к императрице, чтобы пожаловаться на должника. Феодора приняла патрикия, но приказала евнухам явиться на аудиенцию и быть начеку. Просителя ввели в гинекей (на женскую половину дворца). Патрикий почтительно поклонился и «голосом, дрожащим от слез», сказал:

— О, владычица! Трудно для человека моего звания нуждаться в деньгах. Прибегая к тебе, умоляю и прошу помочь мне в моем справедливом деле и избавить меня от гнетущих бед.

Феодора «звучным голосом ответила ему»:

— О, патрикий!..

А хор евнухов подхватил следом за нею:

— Какая у тебя обширная грыжа!

«Вновь этот человек стал умолять ее и произнес речь, приблизительно такого же содержания, как я привел выше, но женщина ответила ему так же, как и раньше, и хор, как и раньше, подхватил ее слова, пока, наконец, этот несчастный, отказавшись от своего намерения, не совершил перед ней обычного поклона и не ушел домой». Не совсем понятно, что перед нами: простая дворцовая сплетня из разряда баек про «императора без головы» или реальное событие?

Понятно, что выскочка Феодора с наслаждением издевается над аристократами, которым жилось в ту эпоху несладко. Но это — часть системы, которую она насаждала вместе с Юстинианом.

Больше всего император и его жена боялись новой попытки переворота, как в дни восстания «Ника». Поэтому «выслушивалось бесконечное количество наветов, и уже готов был суд о низвержении существующего порядка». Причем боялись отнюдь не простолюдинов. Сам император, по мнению Кесарийца, оставался одним из них — мужиком, варваром, выскочкой, который даже грамотный канцелярский документ составить не может. Однако «выскочка» и его жена так блестяще наладили работу по обезвреживанию политических преступников, что восстание «Ника» стало первым и последним (если не считать этнических и религиозных бунтов на окраинах, но это другое). Они снова и снова трудились, чтобы улучшить управление империей.

3. БУДНИ ИМПЕРАТРИЦЫ

Базилисса пыталась вмешиваться в общественную жизнь. Например, боролась с проституцией, но даже это вызывает нарекания Кесарийца. Мы видим, что в начале правления царица собрала полтысячи женщин легкого поведения, «которые для скудного пропитания занимались открыто развратом по 3 обола, за гроши, посредине площадей», всхлипывает Кесариец от сострадания. Феодора отправила их на противоположный берег Босфора в специально созданный «монастырь раскаяния».

Это было нечто вроде трудовой коммуны. Заключив проституток в ее стенах, базилисса хотела приучить их к труду. Результат, пишет Кесариец, оказался обратным. Некоторые из падших женщин «ночью кинулись вниз с высоты и этим избавили себя от этой принудительной и нежелательной для них перемены жизни». Хочется спросить: ну и что? По мнению свободомыслящих людей, желание Феодоры оздоровить общество путем изоляции путан преступно. Чем помешали ей бедные женщины, торгующие телом на улице? Между тем проституция — страшное социальное зло. Прокопий или не понимает этого, или всё понимает, но специально лжет. В первом случае он глупец, во втором — враг политического режима, каких, видимо, немало окопалось в среде византийских чиновников.

…Феодора не могла похвастать железным здоровьем. Бурная молодость дорого обошлась базилиссе. Поэтому она много отдыхала и часто ездила на курорты. Это не означает, что царица отправлялась в путешествие раз в квартал. Но для того времени и ежегодное путешествие на воды считалось событием. В 533 году царица ездила «на теплые Пифийские воды», как пишет Феофан Исповедник. Ее сопровождал эпарх Константинополя и целый двор в 4000 человек. Это можно назвать роскошным выездом, но можно посмотреть и иначе: Феодора не хотела прерывать работу даже во время поездки на отдых. Царица воспользовалась выездом также для благотворительности. Она инспектировала «социальные учреждения» — церкви, монашеские обители и странноприимные дома. Им всем оказали щедрую помощь.

Перед нами — часть трудов базилиссы, и нужно оценить это. Феодора не была столь ленива, бездушна и бездеятельна, как описывает Прокопий. Может быть, этот вывод покажется слишком смелым, но мы вновь и вновь видим одно и то же: Юстиниан и Феодора оказываются на стороне простонародья и беспощадно расправляются с заворовавши- мися представителями элиты. В этом смысл их деятельности.

Конечно, такую борьбу можно высмеять, уподобить войне с ветряными мельницами и вообще всячески ошельмовать. Ведь обуздать коррупцию в пределах империи оказалось им не по силам. Но это не значит, что такую борьбу вести не нужно.

4. ЗАКОНЫ И РЕФОРМЫ

Император видел, что административная система неэффективна. Она унаследована от времен Диоклетиана (284–305), который создал множество мелких провинций, раздробив крупные. Кроме того, Диоклетиан разделил гражданские и военные функции провинциальных правителей. Это должно было уберечь империю от восстаний. Однако время показало, что восстаний и мятежей меньше не становится, зато расходы на бюрократический аппарат значительно возросли. Кроме того, ухудшилась управляемость территориями. Их стало слишком много. Диоклетианом также была создана уродливая система административных надстроек. Несколько провинций объединялись в диоцез (нечто вроде генерал-губернаторства). Диоцезы, в свою очередь, входили в еще более крупные образования — префектуры. Стройная бюрократическая система должна была улучшить управление страной, но в итоге административная реформа привела к росту взяточничества и воровства из государственного бюджета. Императоры теряли контроль над управлением. В этом — одна из причин гибели Гесперии. Административная реформа Диоклетиана полностью провалилась, как и другие его начинания.

Юстиниан ненавидел коррупцию. Первым делом он регламентировал «обычай» (внесение платы за диплом о назначении на должность) и вовсе отменил суффрагий — узаконенную взятку за получение должности, которую давали начальникам, осуществлявшим назначения. Всем было понятно, что чиновник, плативший суффрагий, попытается компенсировать затраты за счет взяток и воровства сразу после вступления в должность. С этим уродливым наследием императорского Рима попытались покончить. Взнос за получение диплома составил фиксированную сумму, суффрагий упразднили вообще. Соответствующий закон издали в 535 году.

Затем Юстиниан начал укрупнять провинции. Это позволило усилить контроль за губернаторами. Две-три маленькие провинции сливались в одну большую. Соответственно, губернатор такой области получал большее жалование. Это должно было стимулировать его к честности. В 536 году были слиты в одну область Македония и Дар- дания в Европе, Пафлагония и Гонориада — на западе Малой Азии, Еленопонт и Полемонов Понт — на востоке полуострова. Ту же операцию проделали с провинциями Ливии. Юстиниан действовал обдуманно, чтобы не вызвать мятежей и не ошибиться с выбором чиновников. Поэтому укрупнение началось в порядке эксперимента на границах страны.

Впоследствии реформа заглохла, но время показало, что Юстиниан был прав. Уже в период арабского нашествия территорию Ромейской империи поделили на фемы — крупные области со стратегами во главе, сосредоточившими военную и гражданскую власть. Но это в будущем.

Покамест на повестку дня встал другой вопрос: как управлять заморскими территориями — Африкой и Италией, которые были только что завоеваны? Юстиниан доверил управление префектам с широкими полномочиями. Это были вице-короли, которые соединяли военную и гражданскую власть. Так были созданы Равеннский и Карфагенский экзархаты (впрочем, считается, что названия экзархов возникли уже после Юстиниана, но это не меняет сути). С одной-стороны, может показаться, что Юстиниан — ярый сторонник централизма и жесткой верховной власти, и это правильно. Однако в случае необходимости он делегировал полномочия чиновникам, предоставляя им большую степень свободы. Фактически экзархаты были полуавтономными областями в империи.

Управление заморскими провинциями царь предпочитал отдавать евнухам или пожилым людям, верность которых была гарантирована. После окончательного завоевания Италии этой страной будет управлять скопец Нарсес, в Африке долгое время командовал евнух Соломон, испанской экспедицией, о которой мы еще расскажем, руководил престарелый римский патриций Либерий.

Преобразования коснулись не только гражданской сферы. Сведения о некоей «военной реформе» Юстиниана содержатся у Прокопия, но историк не поясняет, что он имел в виду. Мы можем лишь сделать выводы, что Юстиниан укрупнил командование. До него цари были крайне подозрительны. Они боялись не поражений, а сосредоточения командования в одних руках. Десятки военачальников сражались на границе и терпели неудачи, зато император мог считать себя в безопасности от военных бунтов: армия разделена. В начале правления Юстиниана мы видим то же самое, и результатами становятся поражения от персов.

Моментом истины стала битва при Каллинике, когда византийская армия потерпела неудачу из-за отсутствия единого командования. Вероятно, на этот факт обратил внимание базилевса молодой тогда Велисарий. Поэтому сам Велисарий не понес наказания, а, напротив, получал единое командование на разных фронтах — на Востоке, в Африке и Италии. Повсюду он одерживал победы и доказывал эффективность единого руководства. Может быть, это уникальный случай?

Нет. Единой армией командует Ситта в Армении, Герман на Балканах, молодой Юстин (сын Германа) в Колхиде, Иоанн племянник Виталиана — в Иллирии. Другой вопрос, что эти командиры далеко не всегда оказывались самостоятельны в своих решениях. Их ограничивал военный совет, но такой совет — распространенная армейская традиция, дожившая до нового времени.

Кесариец упрекает императора в том, что он ведет частые войны, а в случае их неудачи покупает мир у варваров. Вот куда идут деньги «безвинно пострадавших» сенаторов и латифундистов!

«Завладев состоянием очень многих богатых людей, он устремлялся к новым грабежам, тотчас же раздав прежнее тем или другим из варваров или истратив богатства прежней своей добычи на безумное строительство. Предав смерти без всякого основания десятки тысяч, он тотчас начинал злоумышлять против большего еще числа», — злобствует Кесариец.

Это обвинение столь же вздорно, как и другие. Империя давно платила дань окрестным народам, если не хотела с ними воевать. Некоторые современные ученые даже оправдывают такую политику. Например, Эдвард Люттвак утверждает, что дань окрестным народам была выгодна для ромеев. Она оседала у варварских вождей, те покупали у византийцев предметы роскоши. Так что золото возвращалось в имперскую казну, а имперские мануфактуры получали стимул для развития производства.

С этим выводом нельзя согласиться, он слишком модернизирован.

Люттвак — разведчик на американской службе, ветеран «холодной войны». У него перед глазами практика современного американского правительства, которое тоже часто подкупало «варварские племена», а потом возвращало деньги с помощью интенсивного товарообмена.

Одним из результатов такой политики стал дефицит бюджета США, который достиг огромных размеров.

Дипломатия Византии была затратной, но каких результатов добился базилевс? С помощью взяток он постоянно натравливал друг на друга враждебные племена: кутургуров и утургуров, «склавинов» и антов… Прокопий упрекает царя: мол, зря расходовалось золото ромейских налогоплательщиков. Но он не прав: это была плата за безопасность.

Правда, Кесариец достаточно умен для того, чтобы просто разбрасываться обвинениями. Он действует тоньше. По его мнению, Юстиниан вовсе не обезопасил границу. Он заключил мир только с главными вождями, но те продолжали посылать мелкие банды на византийские земли. К тому же среди варваров распространились слухи о безмерной щедрости императора, и они стали вторгаться в империю. Юстиниан откупался от этих врагов, но они опять же посылали в набеги свободные шайки грабителей, говоря, что эти люди действуют без их ведома. Это означает всего лишь, что на границах империи было неспокойно, приходилось вести постоянные войны для защиты ромейских подданных. Однако с этой задачей Юстиниан поначалу справлялся успешно…

Гораздо больше известно о церковной реформе императора, тем более что сведения о ней сохранились в законодательстве. Оно тщательно фиксировало права и обязанности церковников. Разумеется, это не может быть случайным. Раннехристианская Церковь охватывала всё общество. Императоры присутствовали на соборах и живо участвовали в религиозных дискуссиях. Вскоре эта практика прекратилась, но Византия всегда оставалась страной, в которой небесное и земное переплелись в тесный клубок. Монахи занимали государственные должности, да и вообще уход в монастырь не означал полной оторванности от мира. Всё зависело скорее от конкретного монастыря. Люди увлеченно спорили по богословским вопросам, Царствие Небесное казалось чем-то близким, почти осязаемым. Всюду происходили чудеса. Святые мощи кровоточили и мироносили, хворые исцелялись от прикосновений к иконам, в небе витали кресты и ангелы. Люди жили среди снов и фантазий. Всё это способствовало слиянию светской и духовной частей государства. Общество как церковная община — вот принцип тогдашней Византии.

Однако монашество появилось в империи относительно недавно, лет за сто до рождения Юстиниана. Четкой организации не существовало, бродячие монашеские общины и отдельные граждане в клобуках скитались по дорогам империи, вели пропаганду, кто-то отправлялся в монастыри, но и там не было ни устава, ни четкого порядка. Церковь лишь создавалась, и многие правила придумывались на ходу.

Четырнадцать законодательных новелл Юстиниана были посвящены вопросам церковного права, и для византийцев это выглядело нормально. Впоследствии западные историки смеялись над этим, но зря. Непонятное — не значит неправильное. Просто Византия развивалась по-другому, чем Запад.

Верховной властью в стране была власть императора. Поэтому Юстиниан требовал, чтобы все выборы высшего духовенства утверждались царем. Это касалось и выборов римского папы. Юстиниан законодательно утвердил церковную иерархию. Патриархи назначали митрополитов, митрополиты — епископов.

Епископом мог стать мужчина не моложе 35 лет — либо неженатый, либо женатый, но бездетный. То есть сам император, например, идеально попадал в эту категорию. Однако после принятия сана епископ должен был оставить жену и беспокоиться лишь о своей пастве. До Юстиниана некоторые пастыри не оставляли своих семей, так что правило было новым.

Епископа выбирала местная церковная община: налицо элемент самоуправления. После избрания составлялся акт, который скрепляли своими подписями участники собрания. Затем епископа хиротонисал (рукополагал, приобщая к божественной стороне власти) старший по званию наставник — митрополит.

Епископ должен безвыездно обитать в своей епархии среди избравших его людей. Отлучаться в столицу он мог разве что по приказу императора, да и то требовалось разрешение митрополита. А для аудиенции с царем нужно было просить позволения у самого патриарха. Короче говоря, с демократичностью ранней Церкви было покончено. Это делалось постепенно, окончательный свод церковных правил оформился в 550-е годы.

Права епископов были довольно широки. Церковные иерархи давали разрешение на строительство монастырей, участвовали в надзоре за тюрьмами, заботились о благосостоянии узников, надзирали за больницами и приютами. Архиереи следили за ценами на рынках, особенно на продовольствие. Никто в империи не должен был обогащаться неправедным путем, с одной стороны, а с другой — голодать. Церковники следили за соблюдением нравственности, за содержанием публичных зрелищ и, между прочим, наблюдали за тем, чтобы никто не смел принуждать женщин к занятию актерской профессией. Возможно, в этом последнем пункте мы видим руку Феодоры. Императрица хорошо помнит, как из нее сделали падшую женщину, и не хочет, чтобы другие представительницы прекрасного пола шли по пути порока. Епископы контролировали судебную власть: наблюдали за отправлением правосудия в епархии и за соразмерностью наказания за преступления.

Итак, император возлагал на церковников заботу о нравственном здоровье общества. Кроме того, Церковь играла роль министерства социальной политики, только справлялась со своими функциями гораздо лучше министров. Юстиниан жаждет создать систему противовесов, когда одна власть контролирует другую. Византия приобретает черты теократической монархии…

Базилевс не ошибся, церковники его действительно поддержали и много поработали для того, чтобы империя обрела стабильность. Ведь стабильность кроется не только в экономике и политике, но прежде всего — в головах. Роль Церкви как целителя социальных недугов и объединителя общества была велика. Правда, со временем церковники слишком усилились, и это привело к конфликту во времена императоров-иконоборцев. Но конфликт произойдет гораздо позже, в VIII веке.

Таковы были первые и самые экстренные мероприятия Юстиниана по укреплению режима.

5. СВЯТАЯ СОФИЯ

Кроме того, император искал способы направить энергию масс в нужное русло. По Льву Гумилеву, Византия тогда переживала бурное время акматической фазы этногенеза. Это «фаза перегрева», когда социальную и этническую систему может разорвать из-за внутренних конфликтов. Но если поставить ясные задачи (например, Крестовый поход, или индустриализацию страны, или возрождение империи, или что-то еще), можно направить энергию общества на созидательные цели и избежать ее растраты во внутренней борьбе. Именно такую операцию и осуществил гениальный византийский император.

Внутри царства Юстиниан развил бурное строительство. Тем самым он предоставил десятки тысяч рабочих мест своим согражданам. Крепости, ипподромы, форумы, храмы… Подробнейший перечень возведенных сооружений можно найти в хвалебном трактате Прокопия Кесарийского «О постройках». Трактат неоценим для историка, но написан скучно. Это путеводитель по строительным объектам.

Он проникнут такой лестью по отношению к Юстиниану, что некоторые ученые выдвинули гипотезу: Кесариец попросту смеется над базилевсом. Разумеется, это не так. Прокопий льстит, зарабатывает деньги, рассчитывает на повышение по службе. Это вполне нормальное состояние для чиновника. А в это время «Тайная история» ждала своего часа, и в ней появился другой Юстиниан — безголовый демон, блуждающий ночью по переходам дворца.

Что касается зданий и сооружений, то самым знаменитым из них стал собор Святой Софии. Прежний храм с тем же названием был разрушен вовремя мятежа «Ника». Юстиниан поклялся возвести на месте сожженного собора другой, краше прежнего, и — сдержал слово. Так появилась знаменитая София. В то время храмы играли роль не только «порталов» для общения с Богом, но и мест, в которых человек получал психологическую разгрузку. Поэтому они были сказочно красивы. Но только внутри. Снаружи храмовая архитектура VI века выглядит убого. Достаточно взглянуть на церковные сооружения Равенны, которые показывают туристам, или на древние православные церкви Афин и Стамбула. Потемневшая каменная кладка старинных приземистых зданий навевает тоску и мысли о безрадостной жизни ромеев в те далекие времена. Но роскошь и изящество внутреннего убранства компенсируют это состояние.

Святая София более грандиозна, чем храмы Равенны. Однако настоящее понимание красоты и «воздушности» этого здания можно составить, только рассмотрев его изнутри. В течение пятисот лет роспись Софии была скрыта от глаз, потому что после взятия Константинополя османами православный храм превратили в мечеть. Мусульманам же, как известно, воспрещается изображать людей и животных. Лишь после того, как власть в Турции захватили масоны-просветители во главе с Ататюрком, Софию превратили в музей, со стен соскребли лишнюю штукатурку, и роспись вновь стала достоянием людей.

…Итак, Юстиниан принялся восстанавливать сгоревший храм, но по сути воздвиг нечто новое. Не сумев завершить социальную революцию в империи, он произвел революцию в зодчестве. Царь подобрал главного архитектора проекта. Им сделался Анфимий (Антемий, если произносить его имя на «западный» манер) из Тралл. Это был человек, «в искусстве так называемой механики и строительства самый знаменитый не только из числа своих современников, но даже из тех, кто жил задолго до него», пишет Прокопий. Вместе с Анфимием работал другой архитектор, Исидор из Милета. Оба строителя оказались нестандартно мыслящими людьми и представили императору смелый архитектурный проект, который был утвержден.

Главное здание вытянулось на 77 метров в длину и 71,7 метра в ширину. С западной стороны к нему примыкал двор, окруженный портиками. Между двором и храмом расположен высокий притвор, из которого девять дверей ведут внутрь храма. Центр здания — это квадрат с двумя полукружиями к западу и востоку; боковые нефы («корабли») отделены от него роскошной колоннадой. Но главное украшение — купол Софии, пронизанный светом и расписанный лучшими мастерами Византии. Первоначально купол составлял 31 метр в диаметре. Он возвышался на двух арках, которые опирались на четыре столба. Камни столбов были связаны железом и уложены на свинцовых листах, чтобы уберечь постройку от землетрясений. Дабы облегчить тяжесть купола, использовали особые кирпичи из пористой глины с острова Родос. Решение было новаторское: воздушным, невесомым куполом заменили обычный свод, угнетающий прихожанина.

Царь лично руководил работами и каждый день появлялся на стройке. Юстиниан отправил приказ правителям провинций — разыскивать лучшие материалы и доставлять в Константинополь. Находились богатые жертвователи. Римская патрицианка Марция прислала из Италии восемь порфировых колонн из храма Митры, построенного при императоре Валериане. Из Эфеса доставили восемь монолитных колонн зеленого мрамора. Не переставая работали каменоломни Кизика, Афин, Спарты, египетских провинций. После возвращения Африки в эту страну были посланы специалисты по добыче мрамора.

Для убранства храма не жалели золота и драгоценных камней. Купол и стены были украшены картинами и мозаиками на библейские темы. Одна из картин изображала Константина Равноапостольного, который преподносил Богоматери столичный город. Рядом находилось изображение Юстиниана, который передавал Богоматери храм. Алтарные ворота были выполнены из серебра, а престол — из чистого золота. Стоимость сооружения не поддавалась подсчетам. Говорили, что когда фундамент Софии поднялся над землей, стоимость строительства составила в 432 кентинария золота, а всего объект обошелся в 3200 кентинариев, но это преувеличение. Заметим только, что все затраченные средства остались внутри империи, а сам император смог обеспечить работой огромное количество населения. В Константинополь съехалось большое количество пролетариев из провинции и заселило город после резни «Ника». Это уже не был старый бездельный плебс. Перед нами — труженики, которые возводили сказочный храм, обеспечивали едой и одеждой его строителей, организовывали транспортные перевозки…

По ходу строительства возникла масса проблем. Когда возводили купол, опоры треснули, не выдержав тяжести. Архитекторы поспешили к Юстиниану и готовы были уже отказаться от своего замысла, но император прекрасно понимал, что купол — главное украшение Святой Софии. Подумав, царь дал указание продолжить строительство и довести до конца главную арку.

— Она, — говорил Юстиниан, — поднимаясь на собственном своем основании, не будет нуждаться в подпирающем ее постаменте.

Об этом вспоминает Прокопий и оговаривается: «Если бы мой рассказ не имел за собой свидетелей, я уверен, что меня сочли бы льстецом и не заслуживающим никакого доверия, но так как есть много свидетелей случившегося тогда, то мне нечего бояться окончить свой рассказ». Ясно, что базилевс хорошо знал физику, математику и инженерное дело.

Потом стали рушиться колонны — из них выпадали маленькие камни, «как будто их кто выскабливал». Архитекторы вновь собрались на доклад. Юстиниан велел снять верхние части колонн «и вновь поставить много позднее, пока не исчезнет совсем влажность постройки над ними». Инженеры выполнили приказ, строительство продолжалось.

Софию возвели в рекордно короткие сроки. Мы знаем, что готические соборы в мелких европейских герцогствах строились веками. Юстиниан возвел храм за пять лет, 11 месяцев и 10 дней, считая со дня пожара.

Результат превзошел ожидания. Внешне храм выглядел довольно заурядно. Обычный артефакт раннероманской архитектуры, образцы которой раскиданы по Средиземноморью. Но внутри это был настоящий шедевр. Весь секрет заключался в том самом воздушном куполе, о котором мы говорили. Купол словно уходил к небу. Он оставлял много воздуха, внутри храма играл свет, который врывался через хорошо спланированные прорези окон. Пространство не угнетало верующего, но возвышало его. Это был триумф Бога и одновременно триумф Личности, возносящейся к Божественному. Юстиниан не подавлял человека, но хотел возвысить его до уровня Божества.

Освящение храма было совершено 27 декабря 537 года. Юстиниан приехал из дворца на колеснице, запряженной четверкой коней. На площади Августеон, перед храмом, царя встретил патриарх с клиром. Пройдя через двор, Юстиниан вступил в церковь через средние двери, утратил подобающую солидность и подбежал к амвону в полном восторге от увиденного. Убранство храма сверкало драгоценностями и золотом. Насладившись этим зрелищем, Юстиниан поднял руки к небу и воскликнул:

— Хвала Богу, удостоившему меня докончить такое дело! Я победил тебя, Соломон!

Византийский царь был всего лишь человек, поэтому обладал невероятным тщеславием. Превзойти строителя иерусалимского храма, мудреца Соломона — что может быть почетнее для православного государя?

Тщеславие касалось не только Святой Софии: император часто называл города в свою честь и в честь жены. Это наследие эллинизма, когда Александр Великий назвал полтора десятка городов в честь себя, и несомненно — черта революционной натуры.

Но вернемся к Святой Софии. Описание храма делали много раз — сперва Прокопий и один из поэтов времен Юстиниана — Иоанн Лид, а в новое время — такие талантливые историки, как Ю. Кулаковский и Ш. Диль. Повторяться нет смысла. Тем более что современный Стамбул — Константинополь — доступен для туристов, а мечеть Айя-София открыта для посещений гяуров. Приведем свидетельство Прокопия.

«Этот храм представлял чудесное зрелище, — для смотревших на него он казался исключительным, для слышавших о нем — совершенно невероятным, — пишет Прокопий. — В высоту он поднимается как будто до неба и, как корабль на высоких волнах моря, он выделяется среди других строений, как бы склоняясь над остальным городом, украшая его как составная его часть, сам украшается им, так как, будучи его частью и входя в его состав, он настолько выдается над ним, что с него можно видеть весь город, как на ладони. Его длина и ширина так гармонично согласованы, что его вообще нельзя назвать ни очень длинным, ни сверх меры широким. Несказанной красотой славится он».

Через несколько лет купол Софии обрушился из-за невероятной силы землетрясения. После реставрации его пришлось уменьшить, чтобы дать запас прочности. Этот запас оказался столь велик, что Святая София до сих пор возвышается в Константинополе, и лишь нелепые минареты портят архитектурный ансамбль древнего храма.

6. ГРАЖДАНСКОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО

Святая София была самым ярким образцом строительной деятельности императора, но отнюдь не единственным. Прокопий указывает, что церковное строительство велось невероятно интенсивно по всей империи. Произошел взлет архитектурного творчества.

Царь велел построить «множество» храмов, на которые ушло немало золота, мрамора и иных ценностей. Опять же отметим, что это был отличный способ организовать общественные работы для занятости пролетариата. Юстиниан пытался найти решение социальных проблем, занять людей и дать им подзаработать. Труд на стройках был выгодным делом для граждан империи.

Строили много. Прокопий перечисляет массу церквей, базилик, монастырей, больших храмов. Их нужно было украшать, и мозаичные картины византийских мастеров до сих пор удивляют ценителей. Византийцы, находившиеся в стадии «пассионарного перегрева», породили огромное количество творческих людей, каждый из которых хотел получить известность — будь то полководец Велисарий, финансист Иоанн Каппадокиец, юрист Трибониан, церковник Иоанн Эфесский, писатель Прокопий, архитектор Анфимий, военный инженер Хрис. Сохранились имена лучших, но прославиться хотел каждый второй. Десятки и сотни художников, зодчих, писателей, даже монахов конкурировали между собой. Последние хотели обрести славу с помощью религиозного подвига. Например, во времена Юстиниана появился Симеон Столпник Младший, который жил и молился на одном из столпов в Сирии. Он делал это не только ради благочестия, но и ради славы. Результат оправдал себя: имя Столпника известно даже через полторы тысячи лет после его смерти.

Современные историки единодушно отмечают небывалый подъем искусств и наук при Юстиниане. Можно согласиться с авторами академической «Культуры Византии», увидевшей свет в последние годы СССР: мы имеем дело с настоящей «культурной революцией».

Не забывал царь и о собственном жилье. Дворец Гормизда, в котором он жил еще во времена императора Юстина, будущий базилевс велел перестроить сообразно своему вкусу — красиво и комфортно. После восшествия на трон Юстиниан соединил дворец Гормизда с комплексом зданий Священного Палатия, чтобы не переселяться в новые покои, а рядом с дворцом приказал возвести церковь апостолов Петра и Павла. Неподалеку возник великолепный храм «во имя славных святых Сергия и Вакха», а также церковь апостолов Андрея, Луки, Тимофея. Церковники нашли тела самих апостолов, которые до этого найти никто не мог. Когда каменщики разрушили фундамент старого храма, «перед ними явились три деревянных гроба, оставленных прежде, по-видимому, без внимания. По находящимся на них надписям было ясно, что это тела апостолов Андрея, Луки и Тимофея. С радостью увидали их и сам император, и все христиане; было назначено в честь их торжественное шествие и служба», — сообщает Прокопий. Подобными «чудесами» Юстиниан укреплял собственную власть и духовный авторитет.

Новые храмы были восхитительны. Архитекторы и художники брали за образец собор Святой Софии, пытались повторить его архитектурные формы в малых строениях. К слову сказать, в церкви Апостолов стало принято хоронить царей Византии. Впоследствии, во время Четвертого крестового похода, западные рыцари разрушили этот столичный мавзолей и раскидали кости (видимо, руководствуясь соображениями, что «мертвецы должны покоиться в земле»).

В одной только столице мы видим 21 храм плюс грандиозное сооружение Святой Софии. Много строили и в провинциях. Об этом говорится в сочинениях Малалы, Евагрия Схоластика, Феофана… Сам Прокопий перечисляет несколько церквей на Балканах и в Малой Азии, но бросает это бесполезное занятие и говорит, что количество возведенных храмов не поддается исчислению. Впрочем, строительная деятельность Юстиниана далеко не ограничивалась храмами.

Император полностью отстроил кварталы столицы, пострадавшие в результате мятежа «Ника». Был восстановлен дворцовый квартал Халка и Арсенал, а вне дворца — бани Зевксиппа и все строения на площади Константина, примыкавшие к ним. В огне восстания пострадала также площадь Августеон, на которой стоял старый храм Святой Софии. Напротив храма располагалось здание римского сената. Юстиниан полностью восстановил его и богато украсил.

Об украшении столицы Прокопий говорит долго и обстоятельно. Приморские кварталы Константинополя превратились в огромную строительную площадку. Тут возведены бани, там — портики для отдыха, здесь — воздвигнуты прекрасные статуи, которые наш автор сравнивает с произведениями Праксителя и Лисиппа. Среди памятников есть даже статуя базилиссы Феодоры от благодарных горожан. «Статуя очень красива, но уступает красоте самой императрицы», — бессовестно льстит неутомимый Прокопий.

Отдельный рассказ — о водопроводах, с помощью которых Юстиниан решал проблемы санитарии. Византийцы любили ходить в бани, были чистоплотны и тратили много воды. Для снабжения влагой сотен тысяч жителей требовалось множество акведуков. Проблема была вот в чем: в жару пересыхали источники, и Константинополь оставался без питья и мытья.

Изобретательный император придумал выход. Он обратил внимание на одну из дворцовых галерей, которая была расположена на скалистой породе. В этой галерее работали юристы-риторы. Император выселил сутяжников, а галерею превратил в цистерну, в которой накапливались запасы дождевой воды. Кроме того, в городе было устроено еще несколько цистерн. Некоторые из них сохранились до нашего времени. Проблема водоснабжения столицы была решена.

Наконец, базилевс обратил внимание на недостаточную защиту константинопольских гаваней от штормов. Посоветовавшись с инженерами, он поставил задачу нарастить берег и соорудить искусственную гавань. В трактате «О постройках» Прокопий восхваляет это решение, а в «Тайной истории» — порицает. По мнению Кесарийца, работа оказалась напрасной, потому что море постоянно разрушало искусственные дамбы, и огромное количество денег пропало впустую.

Константинополь был очень оживлен: сюда съезжались рабочие, мелкие торговцы, ездили по делам крестьяне. Чтобы вместить всех, Юстиниан по совету Феодоры выстроил несколько громадных гостиниц и общежитий. Страсть к украшательству соседствовала в царе с прагматизмом. Он не витал в облаках, пытаясь сделать жизнь лучше, а брался и делал, хотя получалось, конечно, далеко не всё. Но и достигнутым результатом царь мог бы гордиться. Еще раз уточним: Прокопий описывает в основном столичные храмы и дворцы, но деятельность Юстиниана далеко выходила за рамки константинопольских стен.

7. ХРИС — ГЕНИЙ ИНЖЕНЕРНОЙ МЫСЛИ

Империя постоянно воевала, на одних фронтах защищаясь, на других — нападая. В обоих случаях требовалось строительство укреплений — для складирования припасов, отдыха солдат, наблюдения за территорией. Юстиниан возводил крепости с большим рвением, чем храмы. По его мысли, империя должна была оградиться от неприятеля мощным поясом укреплений.

Император хорошо разбирался в инженерном искусстве и давал ценные указания. Его помощником был военный инженер по имени Хрис. Этот человек обладал большим опытом, понимал царя с полуслова и возвел по его приказу много оборонительных сооружений. Инженер подробно писал императору о своих работах, сопровождая письма чертежами. Однако до многих вещей царь додумывался сам — у него всегда перед глазами были архитектурные проекты важных сооружений, возводимых в разных уголках страны. Царь и его главный инженер удачно дополняли друг друга. Скажем без преувеличения: имя Хриса достойно занять место рядом с такими военными деятелями эпохи Юстиниана, как Велисарий и Нарсес.

Хрис и Юстиниан планировали всю систему укреплений на Востоке, причем выступали как равноправные партнеры. Юстиниан определял стратегию, выстраивал оборонительные линии на карте с учетом местности и в то же время участвовал в проектировании отдельных крепостей: где-то предлагал решения по сужению площади обороны, а где-то, напротив, расширял маленькие форты и превращал их в мощные крепости. Строительство шло не ради строительства: учитывались конкретные условия и особенности рельефа, а также важность каждого укрепления для обороноспособности страны.

Главных линий крепостей было три: в Армении, Месопотамии, на Дунае. Египет и Киренаику защищали пустыни, поэтому Юстиниан не занимался строительством укреплений в этом регионе. Византийская Африка, напротив, получила много новых крепостей. В Испании укрепления остались прежними, как и в Италии, которую до конца правления Юстиниана терзали войны.

Армении базилевс уделял пристальное внимание. Здесь он отстроил мощную линию от Трапезунда до излучины Евфрата.

Южнее, в Месопотамии, византийцы тоже возвели сильную оборонительную линию. Особо Юстиниан позаботися об укреплении Анастасиополя (Дары). Дело в том, что во времена Анастасия крепость возвели наспех (не обошлось и без воровства), так что стены вскоре стали разваливаться. К тому же они были низки. Следовало исправить оплошность архитекторов. Хрис и Юстиниан попытались превратить Анастасиополь в неприступное место, откуда византийцы постоянно угрожали бы персидской границе. Зубцы прежних стен дополнили новой каменной кладкой, окна превратили в узкие амбразуры. Сквозь эти оконца можно было стрелять, но и только. Проникнуть через эти щели в город не представлялось возможным.

Над бойницами император приказал возвести стену в 30 футов высотой. Были увеличены башни, а стены дополнительно укреплены разными инженерными средствами и снабжены галереями. Демонтировать башни и стены в ходе реконструкции было нельзя — в любой момент могли напасть персы. Поэтому Юстиниан приказал строить позади ветхих укреплений новые, не занимаясь демонтажом. Затем последовал приказ снести опасный холм рядом со стенами. Наконец, перед укреплениями вырыли ров, наполнили его водой, и крепость была в безопасности.

Юстиниан мог сказать, что граница на замке. Мы увидим, что после того как линия была построена, персы перенесли военные действия на север, в Лазику. Кавказские ущелья казались им более безопасными, чем равнины Месопотамии. «Благодаря этому Месопотамия стала явно недоступной для персидских племен», — констатирует Прокопий. Правда, ее строительство завершилось лишь после трагического вторжения персов в 540 году, о котором мы расскажем в следующей части.

Еще одну линию Хрис возвел на Синае и в Палестине — против возможных нападений арабов. Наконец, Юстиниан уделил внимание степной дороге к югу от Евфрата, по которой иранские войска, собственно, и прорывались в Сирию в начале 540-х годов. Ее тоже тщательно укрепили.

Следующим объектом строительства стало Причерноморье. Несколько опорных крепостей возникли в Лазике — среди них Петра, Лосорион, Питиунт(Пицунда) и Севастополь Колхидский. Они помогали обороняться от персов и служили военными базами для снабжения армии. Но это не всё.

Греческое Боспорское царство, располагавшееся в Крыму и на Кубани, историки долгое время считали погибшим в IV веке под натиском гуннов. Впоследствии выяснилось, что боспорские царьки сохранили остатки владений и подчинялись готам, гуннам, болгарам…

Главными городами в византийской Тавриде были Херсонес (нынешний Севастополь, недавно воссоединенный с Россией) и Боспор. Юстиниан обнаружил их стены в обветшалом виде. Кроме того, Боспор подчинялся западным болгарам. Прокопий пишет, что царь «вернул» этот город. С болгарами войны не было. Значит, базилевс либо выкупил Боспор у варваров, либо инспирировал восстание, либо воспользовался одной из войн между утургурами и кутургурами, чтобы под шумок забрать греческий город. Здесь были возведены укрепления и помещен гарнизон. Кроме того, царь выстроил укрепленные городки Алустон (Алушта) и Горзубиты (Гурзуф). Так что эти туристические места обязаны своим возникновением православному греческому царю.

Понятно, что Юстиниан укреплял не только Восток, но и Балканы. Причем ситуация на Дунае была гораздо опаснее, чем на Евфрате. Восток прикрывали горные хребты и пустыни. Достаточно было занять несколько выгодных позиций, чтобы оградить ромеев от вторжений арабов и персов. Совсем другое дело — дунайская граница. Река была доступна для переправы во многих местах. Этим пользовались болгары и славяне. Юстиниан выстроил три линии крепостей — одну на Дунае, другую вдоль Гема (Балканского хребта) и третью, в виде укрепрайонов, — в глубине владений, например, на Фермопилах и Херсонесе Фракийском. Фермопильские стены и гарнизон прикрыли Элладу от набегов болгарских разбойников. Стены на Херсонесе давали защиту беженцам от возможных вторжений.

Если на Востоке мы видим десятка два-три названий, то на Балканах — сотни фортов, которые были построены или дополнительно укреплены. Он отстроил и укрепил Афины, Коринф, Платеи, Фивы, Фарсал, закупорил Истмийский перешеек, обвел новыми стенами главные города острова Эвбея. Места старой греческой славы были защищены. Греки на протяжении нескольких столетий могли оценить пользу от этой бурной деятельности Юстиниана.

Всего Прокопий приводит больше 300 названий в Иллирии, Элладе, Фессалии, Македонии… И это — лишь внутренние области. Еще сотню укреплений нужно добавить непосредственно на дунайской границе.

Юстиниан беспокоился не только о коренных подданных Восточной империи, но и о жителях воссоединенных областей Африки, Италии. Все эти люди были православные римские граждане — не чужаки. «Румын» Юстиниан говорил с ними на одном языке — латинском. Не было причин обижать этих людей, да ни у кого при дворе императора и не могло возникнуть такой мысли. Поэтому он отстроил стены африканских городов, отреставрировал храмы и общественные здания. Африка процветала при Юстиниане, что бы ни говорил Прокопий в «Тайной истории».

По официальным подсчетам Прокопия, за которыми следует Евагрий Схоластик, Юстиниан построил в Африке 150 городов. Это преувеличение, посчитаны большие села и крепости, но цифра всё равно свидетельствует о размахе работ.

Главное внимание царь уделил Карфагену, «который ныне называется еще и Юстинианой», говорит Прокопий. Конечно, в самодовольстве и желании прорекламировать себя Юстиниану не откажешь.

Имя Феодоры было увековечено в отреставрированном и хорошо укрепленном приморском городе Бона (Юстиниан попытался называть его Феодоридой, но не прижилось: в современном Алжире этот город по-прежнему называется Бона).

Царь застроил и укрепил местность в Африке вплоть до самой Септы (Сеуты). Вся она была снабжена гарнизонами и получила безопасность. Укрепили также остров Сардиния. Это было необходимо в качестве защиты от готских пиратов. Лишь в Италии царь не успел развернуться, но и сделанного было довольно, чтобы заслужить славу в веках.

8. СХВАТКА ЗА БУДУЩЕЕ

В то же время в империи продолжалась жестокая внутренняя борьба. Теперь сенат «собирали только для вида, для выполнения древнего закона», сообщает Прокопий. То есть после восстания «Ника» восторжествовала диктатура царя и его управленческой клики.

Кесариец вновь и вновь нудно перечисляет погубленных Юстинианом людей. Это сенаторы и латифундисты. Продолжалось систематическое истребление правящего класса Ромейской империи.

Вот перед нами богач Зенон — внук Антемия, бывшего императором Гесперии. Юстиниан и Феодора назначили Зенона наместником Египта. Тот приготовился к отплытию, погрузив на корабль множество ценностей. «У него было бесчисленное количество серебра и золотых вещей, украшенных жемчугом, смарагдами и другими подобными же драгоценными камнями», — сообщает Прокопий. Тогда Юстиниан и Феодора подкупили его ближайших слуг, вынесли богатства на берег, а корабль подожгли. Узнав о гибели сокровищ, Зенон вскоре умер от горя. Деньги и драгоценности присвоил император, причем Трибониан подделал завещание в его пользу.

Таким же образом были уничтожены Татиан, Демосфен и Гилара, «которые… в римском сенате считались первыми людьми». Одного из них — Демосфена — мы уже встречали на государственной службе. Он доставлял помощь продуктами и деньгами в восточные города во время войны с персами. Положение высших чиновников было в те времена нестабильным. Юстиниан и его жена не останавливались на этом. «У некоторых других они отняли имущество, представив их (подложные) письма», — говорит Прокопий.

Репрессии против богачей разгорелись как раз после подавления мятежа в столице. «До восстания, называемого “Ника”, они считали возможным забирать себе состояния богатых людей поодиночке; когда же оно произошло… тогда они, попросту говоря, конфисковали имущество почти всех членов сената». Налицо государственный переворот, совершенный императором против элиты империи.

Базилевс назначил в Константинополе «начальника над народом» — «префекта плебса». Тот следил за порядком, но его должность получила новое название. В эпоху Римской империи главного полицейского именовали praefectus vigiliarum. Юстиниан хотел показать, что времена изменились, а народ получил право на защиту и на участие в делах государства. Так большевики, после прихода к власти, переименовали Царскую полицию в «народную милицию», чтобы показать разницу социальных режимов.

В обязанности «начальника милиции» Константинополя входило не только наблюдение за порядком, но и регулирование цен. Он ежегодно распределял налоги между торговцами. Прокопий тотчас упоминает, что цены в столице благодаря этому были очень высоки. Часть налогов уходила в городской бюджет и направлялась на развитие инфраструктуры, а часть оставалась в имперской казне.

Такие же «народные» начальники были поставлены во всех городах и районах империи. Они назывались преторами демов. Их деятельность регулировалась двумя новеллами в законодательстве Юстиниана — 30-й и 80-й. Преторы должны были бороться с воровством и коррупцией. Кесариец пишет о них невнятно, ругает буквально двумя словами, и это лучшее свидетельство, что система «народной милиции» оправдала себя на пространстве империи.

Кроме того, базилевс ввел полицию нравов. Сам он был нормальный мужчина, крестьянин без половых девиаций, и ему казалось отвратительным любое отклонение от нормы в вопросах секса. Нужно было покончить с наследием эллинизма — развратом, извращенными сексуальными практиками. К тому времени христианство очистило Византию, и большинство населения поддерживало императора в его стремлении избавить общество от тех, кто мешает развитию демографии и не желает создавать здоровые семьи. Поэтому базилевс вмешался в интимную жизнь «неправильных» граждан и создал специальное ведомство по этим вопросам. Государь «приказал налагать наказания на педерастов и входивших в общение с женщинами противоестественным образом, и на тех, кто в исповедании веры не придерживался православной религии». Уполномоченные по этим делам назывались квезиторами (следователями).

Народ остался глух к стенаниям сенаторов, Православная церковь считала Юстиниана подвижником, а легенды о безголовом царе, которые смаковал Прокопий, будоражили воображение лишь горстки столичных интеллигентов.

За что же царя любили? Например, за простоту и доступность в общении с рядовыми гражданками. «Юстиниан, будучи по своему характеру и нравам таким, как я описал его, старался выставить себя легкодоступным и милостивым ко всем», — сообщает Прокопий. Наш милейший Кесариец снова и снова проговаривается. Если ты не сенатор, не рабовладелец, не прохвост-бюрократ, то немедленно начинаешь симпатизировать Юстиниану. Юстиниан — умный и хитрый правитель, не оторвавшийся от своих крестьянских корней, демократичный в общении, богобоязненный и феноменально работоспособный.

Общее направление политики царя не исключало злоупотреблений. Закрывать на это глаза глупо, но делать поспешные выводы о неэффективности государственной власти того периода — неправильно. Юстиниана окружили советники и льстецы. Это — беда любого властителя. И как бы часто ни встречался «крестьянский император» с людьми, это не помогало. Советчики плели паутину интриг, направляли внимание базилевса в нужное русло и влияли на его решения.

Прокопий называет этих советников «референдариями», то есть референтами, которые ведали приемом прошений от граждан. Референты «всякого рода крючкотворством и ложными толкованиями обманывали Юстиниана, который и сам, по своей природе, был склонен к такому образу действий». Прокопий хочет сказать, что царь был доверчив. Канцелярские крысы вызывают, конечно, брезгливость, но обойтись без них нельзя. То, что Юстиниан доверял им больше, чем следовало, не красит ни императора, ни созданную им систему. Но это не значит, что советники могли повлиять в главном: изменить мнение царя относительно собственных реформ, способствовать возвращению к власти прасинов и всей староримской системы. Все новые люди в правительстве работали на уничтожение старого сословия римской знати. Другой вопрос, что вырастало новое зло: придворные воры сколачивали себе состояния. Но это были уже новые богачи, создавшие новую систему. Здесь не было места крупным землевладельцам, обладавшим тысячами рабов и крепостных. Скорее появлялась коррумпированная «буржуазия», связанная с торговцами, капиталистыми крестьянами, чиновниками.

Но Юстиниан работал вовсе не на них. Он хотел создать общество равных возможностей, где каждый гражданин равен перед законом, где нет заоблачных богачей, где государство регулирует жизнь, не давая богатым скандально разбогатеть, а простолюдинам — обеднеть. Идеал царя — не рабовладельческая империя и тем более не феодальная, но в то же время и не свободное общество купцов и потребителей. Его путь — это путь противовесов и всё более усиливающегося влияния государства в управлении экономикой.

Это как раз и вызывает ярость Прокопия — сторонника старых порядков. Поэтому он стремится собрать малейшие отклонения от нормы, чтобы заявить: у Юстиниана ничего не вышло из его затей с переустройством общества. Эту концепцию некритически восприняли позднейшие историки.

Еще одно обвинение Юстиниана — в том, что император был растратчиком. Анастасий Дикор оставил в казне внушительную сумму в 320 тысяч фунтов золота. Однако Юстиниан уже во время своего консульства, при Юстине, истратил 400 тысяч фунтов. Этот факт подтверждает Марцеллин Комит.

И тут Прокопий издает очередной вопль о том, что недостающие деньги Юстиниан выкачивал из богатых византийцев.

«Истратив таким образом государственные богатства, Юстиниан обратил свой взор на своих подданных. И тотчас он у очень многих отнял их состояние: подверг их без всякого основания всякому насилию. При полном отсутствии всякой вины он осуждал тех, которые считались богатыми в Византии и во всяком другом городе, одних обвиняя в многобожии, других — в ересях и в неправом исповедании христианской веры, иных в педерастии или в любовных связях с монахинями или других каких-либо незаконных сожительствах, или в подготовлении заговоров, или в приверженности к партии прасинов («зеленых»), или в оскорблении его личности, как императора, или приписывая им какое-либо другое слово или выражение, или вдруг оказываясь наследником умерших, а бывало иногда и еще живых, как будто бы усыновленный ими. Это были славнейшие из его деяний. А как он, воспользовавшись бывшим против него восстанием, которое называли “Ника”, тотчас же стал наследником всех сенаторов, и как до этого восстания он самолично, у каждого в отдельности, не у малого числа лиц отнял их состояние, об этом я… рассказывал».

Откуда Кесариец взял эти сведения, неясно. Юстиниан много тратил, но много и получал. Его бюджет был бездефицитным. Причем не столько из-за привлечения новых средств, сколько из-за борьбы с коррупцией и эффективного распределения ресурсов. Конечно, были ошибки, злоупотребления, воровство, но складывалась новая система, которая должна была принести плоды. Государство контролировало чиновников, сокращало (иногда варварскими методами) число богачей, и это позволяло наполнять казну.

Казалось бы, какая связь между расправой с богатыми людьми и процветанием государства? Да самая прямая. Либералы учили нас в недавнее время, что чем сильнее кучка богатых в элите, тем мощнее страна, но это не так. Богатство олигархов приводит к вопиющему социальному расслоению, неравенству, а еще к тому, что разбогатевшие магнаты выходят из повиновения центральной власти, скрывают доходы от налогообложения и начинают наступление на государство. Мы уже говорили, что византийские олигархи брали под свое покровительство крестьянские общины, которые тоже освобождались от государственных повинностей. Это приводило к тому, что повинности и платежи перекладывались на плечи государственных коллективных хозяйств и «кооперативных» общин. Следовательно, у крестьян была мотивация уходить к латифундистам, которые рано или поздно сдали бы страну варварам и начали строить несколько феодальных государств на месте Византии. В ближайшей перспективе это привело бы к быстрому распаду и гибели страны под ударами арабов. Так погибнет в VII веке феодальный Иран.

Но был другой вариант — создать сильный средний класс, осуществить государственное вмешательство в экономику и попытаться сгладить социальные противоречия. Такой путь выбрали Юстиниан, Феодора и их советники. Они не были одиноки — значительная часть общества хотела именно этого.

1. МОНОФИЗИТЫ И ПРАВОСЛАВНЫЕ

Юстиниан сражался с коррупционерами, пытался задавить латифундистов, расширял границы империи… но всё это ничего не значило по сравнению с битвой за Царство Небесное. Император вел ее всю жизнь.

Считается, что базилевс был православным, а Феодора чуть ли не тайной монофизиткой. Это ошибка. Ортодоксальная Церковь не сомневалась в благочестии базилиссы. Ее причислили клику святых.

Гораздо ближе к истине Прокопий Кесарийский, который сообщает в своей «Тайной истории», что Юстиниан и его супруга были великими лицедеями и разделили роли, чтобы править империей. Юстиниан вроде бы преследовал монофизитов, а Феодора «тайно» их спасала.

На самом деле царь и царица страшно опасались раскола страны. Они понимали, что монофизиты — это несколько десятков миллионов подданных, и с ними необходимо считаться. Юстиниан то преследовал их, то пытался договориться, но всегда помнил, что перед ним мощная сила. Доходило до того, что некоторые еретики, вроде Иоанна Эфесского, считали его своим.

Другой вопрос, что одной из причин отчаянных войн на Западе могло стать желание как-то уменьшить процент монофизитского населения в империи. Западные римляне были в большинстве своем православными, и они ждали прихода православного царя; поэтому Юстиниан не мог зайти слишком далеко в своих уступках монофизитам.

Идея Феодоры состояла в том, что к монофизитам нужно относиться как к равным, тогда они признают Халкедонский собор и вернутся в лоно ортодоксальной Церкви, потому что, по сути, они не очень далеко ушли от православия. Это такие же православные, только чуть- чуть отклонившиеся от истинного пути.

Однако с поисками компромисса следовало быть осторожным. Императоры Зенон Исавр и Анастасий Дикор тоже шли по пути соглашательства с монофизитами, но в итоге поставили под сомнение собственное православие. Их политика свелась к уступкам. Юстиниан поступил иначе. Он сам думал добиться уступок от монофизитов, хотя бы перетянуть на свою сторону вождей еретического движения… А вожди убедят остальных. К тому же монофизиты делились на два течения, севериан и евтихиан. Первые отличались умеренностью и, казалось, готовы были пойти на переговоры с православными. Вторые были непримиримы до такой степени, что даже севериане отрекались от них. Монофизиты принимали единую природу Христа, а халкедонское толкование Троицы считали вариантом несторианской ереси. Но халкедониты столь же яростно отрицали несторианство. Казалось, это дает возможность договориться с монофизитами. Но проблема осложнялась тем, что монофизитская версия христианства была еще и способом обретения национальной идентичности для нескольких этносов, проживавших в империи. В Египте это были копты, в Сирии — арамеи, на Кавказе — армяне. Впервые тезис о религии как способе обрести этническую самостоятельность обосновал Лев Гумилев. Ученый абсолютно прав в своих догадках. Но в VI веке Юстиниан и Феодора не были знакомы с теорией этногенеза, а потому питали иллюзии относительно возможности объединить своих разноязычных подданных.

Одним из главных вождей религиозной оппозиции являлся антиохийский патриарх Север (456–538), который и дал название умеренному направлению в монофизитстве. Он был патриархом с 512 по 518 год, а при Юстине получил отставку. Однако монофизиты продолжали считать его духовным вождем и даже объявили святым. Православное правительство Юстина жестоко преследовало еретиков. После того как царем стал Юстиниан, политика резко изменилась. На смену гонениям пришла дипломатия. Это нравилось далеко не всем православным, и уже после смерти Юстиниана гонения возобновятся. Вот тогда раскол между монофизитами и халкедонитами станет окончательным. Впрочем, это другая тема.

Итак; монофизиты обвиняли халкедонитов в несторианстве. Юстиниан нашел адекватный ответ — «теопасхистскую формулу», предложенную скифскими монахами (об этом мы писали в предыдущей части книги). «Один из Святой Троицы пострадал плотию» — гласила формула «скифов». Эта фраза стала эпиграфом к Кодексу Юстиниана. Император как бы расписывался в своем православии, без чего законы остались бы пустым звуком.

Отрицание несторианства должно было смягчить монофизитов, но до окончательного примирения было далеко.

Тогда Феодора придумала, как объединить две ветви христиан. Царица считала, что они должны услышать друг друга. Монофизиты поймут, что православный базилевс им не враг. Базилисса предложила Юстиниану устроить религиозный диспут. Император с живостью ухватился за эту идею.

2. ДИСПУТ

В царский дворец (точнее, в константинопольский дворец Гормизда, который входил в комплекс правительственных зданий) пригласили представителей монофизитов и православных. Это произошло в 532 или 533 году, когда правительственный квартал столицы еще лежал в разрухе после восстания «Ника». Воспоминание о диспуте сохранилось в письме православного епископа Иннокентия Маронийского. Остальные источники об этом молчат: не все события попадают в летописи.

От каждой партии явились по шесть авторитетных епископов в сопровождении клириков и советников. Всего прошло три заседания, причем на третье явился сам император и председательствовал. Два первых диспута вел молодой энергичный епископ Иоанн, получивший впоследствии широкую известность как Иоанн Эфесский. Мы еще расскажем об этой интереснейшей личности.

Спорящие обладали прекрасными познаниями в истории и богословии. Начали издалека. Основателем монофизитского учения был константинопольский пресвитер Евтихий (ок. 370 — после 454), последователей которого называли евтихианами. В свое время он горячо выступил против ереси патриарха Нестория, которому принадлежит сомнительная честь основания несторианства. Но в своем опровержении Нестория его оппонент зашел слишком далеко. Несторий утверждал, что Богородица произвела на свет человека, который затем стал Богом. Евтихий в полемическом угаре провозгласил обратное: Христос имел только одну божественную природу (моно физис).

Как известно, вселенский собор, заседавший в 451 году в малоазийском городе Халкедоне, решительно осудил Евтихия. С тех пор истинно православных людей называют халкедонитами. Однако монофизиты считают православными именно себя, а не «халкедонских нечестивцев». Но в XXI веке запутывать читателя этими нюансами вовсе незачем. Достаточно будет запомнить, что официальная Церковь — это православие, а все прочие секты, кем бы они себя ни считали, — это еретики.

В настоящее время православных осталось в мире немного, но еще меньше — монофизитов. Монофизитская Церковь господствует в Эфиопии, Армении, эту версию христианства исповедуют также немногочисленные копты в Египте. Православны русские, греки, грузины, осетины, болгары и сербы.

Во время устроенного Юстинианом константинопольского диспута православные отчаянно напали на Евтихия. В процессе спора они доказали, что Евтихий являлся еретиком. Объяснения были настолько безукоризненны, что сторонники патриарха Севера согласились с этим. Дело пошло! Со стороны православных последовал новый тезис. Коль скоро Евтихий был еретиком, у Церкви и светской власти появилось достаточно оснований, чтобы созвать в 451 году Халкедонский собор. Севериане согласились и с этим. Значит, победа над монофизитами близка! Их учение можно опровергнуть с помощью логики! Так начинающий психотерапевт верит, что поймал сумасшедшего на нелогичности рассуждений и уже опроверг его доводы…

Но тут возникло противоречие. Севериане в очередной раз обвинили православных в том, что те впали в ересь Нестория. Халкедонский догмат предполагал триединство Бога: Бог-Отец, Бог-Сын и Бог — Дух Святой. Севериане уцепились за эту мысль. В Троице им виделось признание за Христом отдельной человеческой природы. Халкедо- ниты пытались объяснить им, что это не так: все три образа Троицы нераздельны и неслиянны… Тогда севериане выискали в сочинениях трех классических православных богословов несторианские мотивы. Эти богословы — Ива Эдесский, Феодорит Киррский и Феодор Мопсуэстийский — написали несколько работ, в которых позволили себе некоторые вольности в отношении христологии. Между тем все трое были признаны православными на Халкедонском соборе. Эти авторы давно умерли, но севериане считали опасными их сочинения. Кроме того, монофизиты выступили против конечного постановления Халкедонского собора — так называемого ороса. В оросе содержался постулат, что Христос един «в двух природах». Однако этого термина не было в сочинениях одного из отцов Церкви, святого Кирилла Александрийского (376–444), авторитет которого одинаково признавали и православные, и монофизиты. Значит, Церковь имела дело с новым толкованием старых принципов веры. Для современного читателя это звучит по меньшей мере странно. В нашем мире достаточно собственных политических и догматических проблем, чтобы углубляться в тонкости богословия. Но если принять версию Льва Гумилева, что за христологическими спорами скрывался вопрос о национальной идентичности, многое встает на свои места.

Последствия диспута были скромными. Только один монофизит- ский епископ перешел на сторону халкедонитов. Зато Юстиниан попытался использовать тактический успех для того чтобы развернуть широкую пропаганду. У императора было мощное оружие — интеллект, умение ясно и красиво излагать свои мысли и… десятки тысяч адептов православия, которые готовы были донести эти мысли до народа. Базилевс хотел использовать благожелательную обстановку в империи, возникшую после диспута, чтобы переубедить возможно больше людей и укрепить Церковь. Началось идейное наступление на монофизитов.

3. ПРОПАГАНДА

По результатам диспута император выпустил два послания, в которых излагал свои взгляды на религиозную ситуацию в государстве. Первое из них было адресовано иерархам Церкви, второе — патриарху Константнопольскому Епифанию (520–535). Император одобрил осуждение православными Евтихия и Нестория и подчеркнул незыблемость решений первых четырех Вселенских соборов по этим вопросам. Особенно важен был для него четвертый, Халкедонский собор. Его орос не признавали ни монофизиты, ни несториане.

Кроме того, в своих посланиях Юстиниан обозначил теопасхистскую формулу скифских монахов, с которой те ездили в Рим: «Один из Святой Троицы пострадал плотию». Если севериане признавали все эти вещи, они возвращались в лоно ортодоксальной Церкви. Казалось, что в империи воцаряется религиозный мир и становится возможна хотя бы спокойная дискуссия на «небесную» тему. Юстиниан был полон оптимизма и полагал, что решит неразрешимую задачу.

Со своей стороны Феодора вступила в контакт с монофизитскими епископами, включая низложенного Севера. Было решено предоставить им несколько кафедр. Окраины империи были неоднородны в религиозном отношении. В Сирии монофизитов было несколько меньше, чем, например, в Египте, и правительство действовало там более грубо. Антиохийскими патриархами оставались халкедониты. В Египте огромное большинство населения исповедовало монофизитскую версию христианства, поэтому любая насильственная политика правительства была обречена на провал.

К несторианам отношение было гораздо жестче. Они занимали восток византийской Сирии и не казались столь опасными. Кроме того, их одинаково не признавали ни халкедониты, ни монофизиты. Ирония судьбы была в том, что пройдет несколько столетий, и в XII веке монофизиты договорятся с несторианами и образуют единую Церковь. А с халкедонитами — нет.

Когда освободилась Александрийская кафедра, базилисса Феодора позаботилась, чтобы ее занял лояльный монофизит. 10 февраля 535 года александрийским патриархом был избран Феодосий, друг Севера. В июне того же года умер константинопольский патриарх Епифаний. Вместо него на патриарший престол выбрали Анфима (535–536) — епископа Трапезунда. Избрание совершилось при горячем участии Феодоры в пользу Анфима. Императрица познакомилась с ним во время столичного диспута и была увлечена мягкостью и дипломатичностью епископа. Но поговаривали, что Анфим — тайный монофизит, хотя и участвовал в диспуте на стороне халкедонитов. Анфим находился в общении с Севером и с Феодосием Александрийским. Возможно, эти убежденные люди смогли воздействовать на Анфима, и тот окончательно разуверился в догматах Халкедона. Дошло до того, что Север прибыл в Константинополь, встретился с Анфимом и долго искал общую христологическую формулу.

Император Юстиниан смотрел на эти переговоры сквозь пальцы. Он надеялся, что вода камень точит, и постепенно удастся переманить Севера. Одновременно шли поиски универсальной формулы, которая позволила бы договориться с монофизитами и обеспечить принятие ими решений Халкедонского собора.

На короткое время в Византии возникла интересная ситуация. Там восторжествовала веротерпимость — во всяком случае, на уровне ряда христианских сект. И это опять не вписывается в легенду об авторитарном диктаторе Юстиниане. Перед нами — тонкий политик, который пытается продлить жизнь своей империи всеми возможными способами.

В том числе — через поиск религиозной идеи, которая объединила бы его подданных.

Так или иначе, 535 год оказался полным иллюзий и самым благоприятным для Юстиниана в деле восстановления единства Церкви. Казалось, успех близок. Тем горше было разочарование.

4. НЕТЛЕННЫЕ МОЩИ

В Александрии возник конфликт. Закоренелые монофизиты считали новоизбранного патриарха Феодосия соглашателем. Да, он был другом Севера, но в то же время его избрание поддержали Юстиниан и Феодора. Значит, замышлялся какой-то правительственный сговор.

Поводом для разногласий стала проблема нетленности тела Христа после распятия. Известно, что католики и православные верят в нетленность мощей святых и постоянно выставляют их на обозрение в храмах и мавзолеях. У любознательных богословов сразу возник вопрос: а как обстояли дела с телом Христа? Было оно тленным или нетленным? Неужели Он хуже святых?

Монофизиты настаивали на нетленности тела Христова, православные сомневались в этом. Возник новый повод для разногласий, и он расколол население Александрии Египетской. Царство Божие казалось близким, но как заслужить спасение? Одна ошибка может стоить гибели души и всех надежд, связанных с загробной жизнью, которая казалась более важной, чем жизнь земная.

Александрийцы выяснили, что новый патриарх Феодосий считает тело Христа тленным. Страшная ересь! Горожане попытались низложить Феодосия и подняли бунт. Во главе повстанцев находился архидиакон Гаина.

Юстиниан отреагировал на эту вспышку фанатизма быстро и жестко: он отправил в Александрию 6000 солдат под командой армянина Нарсеса Камсаракана. Император правильно рассчитал, что среди александрийцев настал раскол, и поддержат бунтовщиков далеко не все.

Ромейские солдаты вошли в город и учинили кровавую резню. Было уничтожено порядка 3000 бунтовщиков. Феодосия водворили на патриаршем престоле. Но Юстиниан просчитал далеко не всё. В глазах египтян Феодосий сделался ставленником официального императора, который погряз в «халкедонском нечестии». Юстиниан был еретиком в глазах египетских коптов.

Что же оставалось Феодосию? Только отмежеваться от официальной власти. Он должен доказать чистоту своих убеждений. А значит, воздержаться от соглашения с халкедонитами. Так бунт александрийцев помешал Юстиниану и Феодоре выполнить задуманное — договориться с вождями монофизитов. Всё же базилевс и его соправительница еще надеялись на победу, но тут в дело вмешался римский папа и, как всегда, всё испортил.

5. ЧЕХАРДА НА ПАПСКОМ ПРЕСТОЛЕ

Римская Церковь погрязла в коррупции и политических интригах. Папы зависели от готских королей. Этот неприятный факт нужно было чем-то компенсировать. Такой компенсацией стали жесткие взгляды в вопросах веры. Современные ученые обвиняют Юстиниана в гонениях, в отсутствии стремления к компромиссу, да в чем угодно. Однако по сравнению с римскими папами это образец гибкости.

Когда «святой престол» занимал Иоанн II (533–535), происходивший из римских патрициев, всё шло вроде бы хорошо. Папа остался в истории как непримиримый борец с несторианством и поборник чистоты веры. Юстиниан наладил с ним дружеские отношения. В 534 году император послал в Рим делегацию во главе с епископом Иоанном Эфесским (тем самым, который председательствовал на вышеуказанном диспуте между халкедонитами и монофизитами). Юстиниан обратился к римскому понтифику с вежливым посланием, в котором называл себя «благочестивым сыном» Церкви. Для начала император просил отлучить представителей мелкой секты «неусыпающих». Это были православные интеллектуалы Константинополя, противники императора и горячие приверженцы папы. «Неусыпающие» отвергали теопасхистскую формулу скифских монахов, и это дало повод к репрессиям. На самом деле за преследованием «неусыпающих» стоял политический момент: Юстиниан опасался усиления диссидентов в столице. Кроме того, «неусыпающие» мешали императору договориться с монофизитами.

Иоанн Эфесский очень тонко провел переговоры в Риме. Папа нуждался в помощи Юстиниана, поэтому пошел на уступки и отлучил «неусыпающих», фактически их предав. Византийцы готовились к завоеванию Италии, страна была наводнена их агентами, папа понимал, что недалек час вторжения. Зачем конфликтовать?

Однако в 535 году понтифик Иоанн отправился в лучший мир. Его преемником сделался Агапит (мы упоминали о нем в главе о начале Готских войн). Это был дряхлый церковник, бывший диакон и абсолютно безвольный человек. На папский престол его возвели готы. Тогдашний король Теодат считал себя тонким политиком, был знаком с римской культурой и воображал, что сможет дипломатическими методами предотвратить вторжение византийцев в Италию. Теодат снарядил папу, чтобы тот явился в Константинополь и уговорил своего «духовного сына» Юстиниана отменить вторжение. Набожность императора была известна многим. Но как наивен оказался Теодат, если полагал, что римский папа сможет удержать уверенного в себе царя от того, чтобы расширить империю! Любая империя склонна к экспансии. Византийцы не были исключением.

Чтобы добыть денег на поездку в Константинополь, Агапит заложил священные сосуды некоторых храмов. Небесные устремления шли рука об руку с вполне земными потребностями. Наконец римская делегация явилась в Византию.

Юстиниан устроил понтифику подчеркнуто торжественный прием, а дальше начался церковный и политический торг. Жалкий старик Агапит, зависимый от варварского короля, посланный в Константинополь с сомнительной миссией спасения остготов-ариан, повел себя вызывающе. Говоря кратко, он разрушил всё хрупкое здание компромисса между монофизитами и халкедонитами, которое создавали Юстиниан и Феодора. Первым делом Агапит обнаружил, что константинопольский патриарх Анфим — северианин. Анфим покровительствовал монофизитам, которые находили убежище при его дворе.

Папа потребовал низложения патриарха, и эту просьбу пришлось удовлетворить, иначе православие Юстиниана подверглось бы сомнению. Анфим был низложен, и первый период заигрывания с монофизитами закончился. Новым патриархом сделался Мина, чья верность халкедонским принципам не подвергалась сомнению. Странно, что Юстиниан так легко перечеркнул собственные усилия по объединению Православной церкви. Вероятно, за скупыми строками хроник крылась ожесточенная борьба церковных партий. Любая ошибка могла стоить базилевсу престола и жизни. Ведь большая часть населения его империи принадлежала к числу халкедонитов. Они пристально следили за политикой императора и готовы были восстать против него, если бы Юстиниан отклонился от православия. Этими противоречиями тонко воспользовался папа как носитель церковного авторитета.

Несомненно, понтифик желал восстановить свою партию в Константинополе, какую-нибудь новую версию «неусыпающих», но в этом не преуспел. Он лишь отдалил монофизитов от ортодоксов. На этом кончились его сомнительные религиозные подвиги.

Папа перешел к светской части своей миссии и здесь повел себя, как предатель. Агапит пытался уговорить Юстиниана отказаться от вторжения в Италию. Но здесь император был непреклонен. Он чувствовал поддержку народа. Византийцы жаждали восстановления Римской империи в прежних границах, пассионарность на Востоке бурлила и перехлестывала через край. Если бы Юстиниан отказался от реставрации империи, он утратил бы популярность. В общем, папе дали обескураживающий ответ: войну против остготов-ариан остановить невозможно. Папа и сам оказался в двусмысленном положении. Этот борец за чистоту веры мог сделать только одно: выступить с позиций гуманизма, заявить, что война принесет много бед православным в Италии. Но византийцы не слушали эту аргументацию. Да и сами римские православные жаждали освобождения. Слова папы остались гласом вопиющего в пустыне. Причем это стоило понтифику таких усилий, что старенький Агапит умер в Константинополе 2 мая 536 года.

8 июня в Риме был избран папа Сильверий (536–537). Его восшествие на трон стало откровенно скандальным: понтифика назначил арианский король Теодат. До своего избрания Сильверий имел чин иподиакона и считался сторонником остготов. Кроме того, он являлся сыном папы Гормизда. Теодат нагло объявил, что всякий не поддерживающий Сильверия «пострадает от меча».

Папа верно служил остготам, но был непопулярен среди ортодоксов. Большая часть духовенства ждала византийцев как избавителей. Все мечтали о власти православного императора. Сам Сильверий хорошо понимал, что в случае победы византийцев он обречен: остготского прихвостня и предателя Рима никто бы не стал терпеть на апостольском престоле.

В общем, так и произошло. Когда византийская армия вступила в Рим, Сильверий остался один на один с ромеями. Остготы не смогли его защитить. Понтифик оказался в безвыходном положении. К варварам бежать он не мог — предательство стало бы очевидным. Папа рискнул и остался в Риме, но это не помогло. Велисарий арестовал его и отправил в Византию, а Феодора организовала политический процесс. Сильверия обвинили в измене. Причем, надо сказать, вполне обоснованно. Этому пособнику германцев никто из православных людей не сочувствовал. В конце концов папу вывезли на остров Пальмерию и не то задушили, не то уморили голодом. Через несколько столетий, когда к власти в Риме пришли католики, а германский элемент возобладал среди кардиналов, Сильверия объявили святым. Таким образом, святой папа был арестован и убит по приказу святых государей Юстиниана и Феодоры. Ирония судьбы…

А Юстиниан продолжал борьбу за веру. Он и его супруга Феодора уже подготовили очередного кандидата на папский престол. На этого человека царь и царица возлагали большие надежды. Новый папа должен был консолидировать православных и проводить византийские идеи на Западе. А главное — обеспечить лояльность западных церковников в вопросе преодоления раскола с монофизитами. Кандидата на папский престол прекрасно знали Юстиниан и Феодора. Он долго жил в Константинополе в составе римских миссий. Звали этого человека Вигилий.

6. ХАЛКЕДОНИТЫ НАСТУПАЮТ

За всей этой чехардой, за напряженными войнами и за внутренними реформами Юстиниан и Феодора несколько ослабили нажим на монофизитов, и те усилились.

Это напугало царственную чету. Юстиниан попытался исправить ошибки, но сделал только хуже. Он призвал Феодосия Александрийского и потребовал у него принять халкедонский символ веры. Феодосий наотрез отказался. Наступил роковой миг. Юстиниан понял, что монофизиты окрепли и выступают единым фронтом.

Феодосий был сведен с патриаршего престола в Александрии и отправлен в ссылку. Новым патриархом Александрийским сделался Павел, происходивший из египетских греков: он был игуменом одного из немногочисленных халкедонитских монастырей в Египте и нес службу в Канопе на берегах Нила.

Но этот патриарх оказался еще хуже предыдущего: он свирепо преследовал монофизитов и даже с византийскими чиновниками в Египте вел себя грубо, обвиняя их в пособничестве еретикам. Юстиниан сообразил, что не в меру ретивый церковник может вызвать восстание. Это был бы прекрасный подарок для готов и персов! Поэтому в Юстиниане политик в очередной раз возобладал над борцом за чистоту веры. Император отстранил неистового Павла и поставил на его место более умеренного служителя по имени Зоил.

В это же время патриархом Антиохийским сделался бывший комит Востока, вояка — Ефрем из Амиды. Этот человек яростно преследовал приверженцев Севера, и Юстиниан не возражал. Религиозная «оттепель» вновь закончилась.

Именно тогда Юстиниан и Феодора разделили между собой роли в отношении еретиков. Царь выступил как гонитель ереси и раздавал епископские кафедры сторонникам православия. Феодора жалела монофизитов и покровительствовала заблудшим. Императрица вступила в контакт с вождями диссидентов, которые ушли в подполье, и мягко советовала им примириться с православными. У монофизитов возникла иллюзия, что царица им покровительствует. Блуждал миф, что сама Феодора — тайная монофизитка. Этот взгляд утвердился в науке — его придерживался такой авторитет византиноведения, как Шарль Диль. Но ближе к истине Прокопий, который разгадал суть игры. По его мнению, Юстиниан выступал в роли «злого», а Феодора — «доброго» следователя, но на самом деле муж и жена мыслили одинаково.

Подобная политика не дала результатов, монофизиты стали создавать параллельные церковные центры в подполье. Трещина между ними и православными постепенно углублялась, хотя еще не превратилась в пропасть.

Все епископские кафедры на Востоке занимали халкедониты, но для их противников оставался патриархом Север. Он продолжал тайное служение и выполнял религиозные обряды.

Что было делать с монофизитами, составлявшими от трети до половины населения империи? Император вновь и вновь искал варианты для того, чтобы помириться с ними, а Феодора приютила у себя во дворце опального патриарха Александрийского Феодосия, которому запрещено было появляться в столице.

В 538 году умер Север, и Феодосий сделался признанным главой параллельной монофизитской Церкви. Вокруг него группировались непримиримые монахи, и дворцовые покои Феодоры сделались рассадником монофизитства. Известный американский православный богослов и историк Церкви о. Иоанн (Мейендорф) выдвинул остроумную догадку. Вероятно, монофизитов терпели в царских покоях по простой причине: чтобы обеспечить более легкое примирение, когда будет найдена устраивающая всех богословская формула, после чего еретики перейдут в православие.

Феодосий Александрийский воспользовался этим либерализмом, чтобы укрепить свои позиции. Он хиротонисал (рукополагал) подпольных монофизитских епископов. Правительство смотрело на это сквозь пальцы. Юстиниан искал и Не мог найти заветную формулу. Опять казалось, что успех где-то рядом.

В 541 году дошло до курьеза. Харис, правитель арабов-гассанидов, потерял своего епископа. Гассаниды исповедовали монофизитство. Царек отправил официального посланника в Константинополь с просьбой прислать нового монофизитского служителя взамен умершего. Юстиниан попросил Феодосия подыскать кадры.

Прямо в Константинополе Феодосий рукоположил двух монофизитов — Феодора в епископы Востры (столица гассанидов), а Якова Бар-Аддая — в епископы Эдессы. Последний был знаменитый Яков Барадей, неутомимый адепт монофизитской церкви. Его прозвище означает «тряпка». Яков часто притворялся нищим во время своих путешествий по городам Востока, в которых он проповедовал монофизитство, оттого и заслужил прозвище. Это был настоящий фанатик. Яков развил настолько бурную деятельность, что его стали величать «вселенским митрополитом», а его последователи получили имя якобитов.

Иногда говорят, что попытки Юстиниана и Феодоры договориться с еретиками не только провалились, но и усилили раскол. Вместо отдельных монофизитских группировок и общин правительству противостояла подпольная еретическая Церковь, и она не собиралась сдаваться. Это утверждение спорно.

Монофизиты создали несколько центров на востоке империи: севериане, евтихиане, трапезундские монофизиты оставались отдельными «партиями», зачастую враждебными друг другу. Был и еще один момент. Юстиниан и его супруга считали умеренных монофизитов оппонентами, но не врагами. Об этом свидетельствует история Иоанна Эфесского (ок. 507 — ок. 586) — монофизита, ставшего великим инквизитором при Юстиниане.

7. ЖИЗНЬ ИОАННА ЭФЕССКОГО

Иоанн был по происхождению арамей (сириец) и родился в деревушке близ Амиды — города в верховьях реки Тигр. Этот край плотно заселяли его соплеменники. Семиты вообще склонны к единобожию и плохо понимают диалектику, поэтому неудивительно, что арамеи оказались приверженцами монофизитской версии православия. Иоанн вырос в суровой среде поклонников «единой природы» Христа.

Его родители были состоятельными людьми, но семью преследовали несчастья: мальчики в ней умирали во младенчестве от загадочной болезни. Иоанн тоже заболел, когда ему исполнилось два года. Его спас местный монофизитский монах и врачеватель Марон.

В благодарность за спасение жизни мальчика родители посвятили Иоанна Богу. В четыре года ребенка отдали в монастырь. Аскетичный Марон сделался его наставником и воспитателем. С тех пор судьба Иоанна была предрешена. Он стал таким же аскетом и несгибаемым монофизитом, как и его учитель.

В монастыре мальчик изучил Священное Писание и греческий язык. То и другое пригодилось для религиозной карьеры, ибо он оказался на редкость честолюбив.

Первые годы жизни в монастыре ему ничто не мешало мечтать о карьере: монофизитам покровительствовал сам император Анастасий. Однако затем к власти пришел Юстин, который сформировал непримиримое православное правительство из землевладельцев, сенаторов и чиновников. На монофизитов обрушились гонения. Солдаты правительственных войск изгнали из Амиды тысячу монахов. «Амидская тысяча» ушла в горы, но не предала убеждений. С нею ушел Иоанн. Терпя лишения, он закалял волю и тело. Так проходили месяцы.

Примерно в 528 году юноша получил посвящение в диаконы от монофизитского епископа Иоанна Телльского. Посвящение состоялось ночью, в глубокой тайне, потому что епископ не признавал ни Юстина, ни Юстиниана и скрывался от властей. Затем ситуация резко изменилась.

В начале самостоятельного правления Юстиниан разгромил православное правительство (квестора Прокла), с главными представителями которого не сошелся во взглядах на знать и крупное землевладение. Вскоре после этого император ослабил гонения на монофизитов, попытавшись с ними договориться. Тогда молодой Иоанн успел поучаствовать в столичном религиозном диспуте, о котором мы писали выше. Его представили ко двору. Иоанн познакомился с императрицей Феодорой, а затем и с Юстинианом. Сам Иоанн впоследствии вспоминал, что близкие отношения с императором продлятся до самой смерти базилевса. И это — первый сюрприз, противоречащий версии о том, что якобы Феодора покровительствовала монофизитам, а Юстиниан их преследовал.

Затем Иоанн посетил родную Амиду, но продолжал много путешествовать и объездил весь Ближний Восток: побывал в Сирии, Палестине, Египте. Это было время расцвета монофизитского учения, которое избавилось от преследований.

В 540 году Иоанн опять явился в Константинополь. Монофизитского церковника приютил патрикий Проб — племянник базилевса Анастасия Дикора, уцелевший после восстания «Ника» вследствие своей аполитичности. Анастасий когда-то склонялся к монофизитам, и его племянник разделял эти предпочтения. За них никто не преследовал.

Поселившись у Прокла, Иоанн предался научным и богословским занятиям, обзавелся связями, а потом опять отправился странствовать. Он объездил ближневосточные провинции и был свидетелем первой вспышки чумы, которая произвела на него огромное впечатление.

Однако столица манила его. Там решались судьбы православной веры, и наш герой прибыл в Константинополь в 542 году. Он вновь и вновь встречался с императором, беседуя на религиозные темы.

В диспутах с Иоанном Эфесским император показал себя вдумчивым богословом. Иоанн уверял своих сподвижников, что базилевс лишь формально придерживается решений Халкедонского собора, а в глубине души склоняется к монофизитам. Это делает честь актерскому искусству Юстиниана. Сам же Иоанн утверждал, что ни на йоту не отошел от монофизитского учения, и это была правда. Юстиниан этого и не требовал.

Император сдружился с Иоанном и другими монофизитами на основе общей ненависти к язычеству. Это была точка соприкосновения, которая, по мысли базилевса, могла стать новым началом примирения двух «фракций» православия, которые признавали Никейский собор, но разошлись на Халкедонском.

В Греции и Малой Азии было еще много язычников. Юстиниан задумал их уничтожить и обратился к монофизитам за помощью. Эти фанатики подходили для данного замысла как никто.

И вот базилевс заключил с монофизитом странный пакт. Иоанн сохранял личные религиозные убеждения, но становился великим инквизитором империи, выявлял ереси и должен был обращать язычников в христианство, причем в его халкедонской версии. Это не считалось предательством убеждений, хотя монофизита явно использовали. Иоанн рассчитывал тайно распространять в Малой Азии монофизитство, но эти игры закончились ничем. Его миссионерская работа продолжалась с 542 по 571 год, то есть завершилась уже после смерти Юстиниана.

Иоанн превратился в гонителя еретиков и не стеснялся в средствах. Язычников заставляли принимать христианство под страхом смерти. В помощь инквизитору был предоставлен местный государственный аппарат включая полицию, не говоря уже о церковниках.

Первым делом Иоанн разрушил огромное языческое капище возле города Траллы и за шесть лет (542–548) построил здесь монастырь. Это было славное начало. Разрушение античного наследия стало его профессией. За время своей деятельности он построил в Малой Азии 39 храмов и 12 монастырей. Юстиниан отпускал большие деньги на крещение, «подъемные» для новообращенных и строительство храмов. Кнут и пряник соперничали друг с другом.

Иоанн привлек к работе по обращению язычников многих друзей- сирийцев, так что Юстиниан получил целый штат инквизиторов. Учитывая, что сирийские монофизиты отличались фанатизмом и жестокостью, цены им не было. Они помогали преображать империю. Иоанн говорит, что за время своих поездок по Малой Азии обратил в христианство 70 тысяч язычников.

Юстиниан ценил своего инквизитора не меньше чем гражданских министров. Сфера компетенции Иоанна была расширена. Теперь он преследовал иудеев и еретиков. Так ортодоксальные большевики иногда использовали троцкистов для борьбы с врагами режима.

В Малой Азии Иоанн закрывал синагоги, а еще обнаружил ересь монтанистов — последователей ересиарха Монтана. Инквизитор сжег кости покойного ересиарха, разрушил храм его последователей. После этого сами монтанисты стали предавать себя сожжению, и в Малой Азии имели место душераздирающие сцены.

В 545 году Иоанна вызвали в столицу для участия в процессе против «эллинов» (язычников) из числа высшей знати. Инквизитор взялся за дело, выявлял неверующих и уничтожал античные артефакты. Конечно, для нас, историков, эта нетерпимость кажется чрезмерной.

Император оценил рвение своего монофизитского друга и примерно в 555 году или чуть позже посадил его на епископскую кафедру в Эфесе, разрешив при этом сохранять свои убеждения. Ирония была в том, что большая часть его прихожан оставалась халкедонитами. Юстиниан знал, что делал.

Последний сомнительный подвиг при жизни Юстиниана епископ совершил в 562 году. Он опять приехал в Константинополь, чтобы участвовать в процессе против язычников. Иоанн устроил великое аутодафе и сжег 2000 античных книг и произведений искусства. Вероятно, выбирались нечестивые, соблазнительные и вульгарные с точки зрения христиан объекты, вроде современной порнографии. Ибо на творения классиков античности никто не покушался. Византийцы не трогали скульптуры Лисиппа или сочинения Плутарха, Платона, Аристотеля…

Настоящие гонения против монофизитов начались лишь через несколько лет после смерти Юстиниана, в 571 году. Его преемник и племянник Юстин II (565–578) совершил много ошибок, но попытался свалить их на своего предшественника. Критиковать Юстиниана стало модно и позволительно, это поощряли столичные бюрократы, входившие в новое правительство. Они были убежденные халкедониты. Казалось, возвращаются времена Юстина I и квестора Прокла. Политику Юстиниана в отношении монофизитов новые лидеры сочли мягкой.

В это время Иоанн Эфесский был вынужден покинуть епископскую кафедру и отправился в ссылку на один из пустынных островов Архипелага. В последние годы Юстина II епископа ждал трехлетний домашний арест (с 574 по 577 год). Затем Иоанна ненадолго выпустили, но при следующем императоре, Тиберии II (578–582), репрессии возобновились. В 578 году епископа вновь взяли под стражу. Тогда же было арестовано имущество монофизитских монастырей в Константинополе. Большинство монахов-монофизитов бежало на Евфрат и в горы Армении, где правительство уже не могло на них влиять. Сам Иоанн умер в 586 году в тюрьме, перед смертью написав на сирийском языке «Церковную историю». Произведение уцелело не полностью, в одном из мест он называет императрицу Феодору pornion, то есть шлюхой, что не мешает в других местах книги звать ее «христолюбивой государыней», словно речь шла о разных людях — молодой развратнице и покаявшейся благочестивой царице. Такова была свобода мысли и высказываний в эпоху Юстиниана, осколком которой оставался Иоанн.

Из сказанного понятно, как тонко обходился «святой» базилевс с монофизитами, как старался держать их подле себя под присмотром и как использовал для своих целей — пропаганды христианства и выполнения всяких неприятных дел вроде инквизиторских преследований язычников. После смерти Юстиниана к власти пришли более прямолинейные и менее способные люди. На них и лежит ответственность за гонения на монофизитов и последовавший в VII веке раскол империи под ударами персов и арабов. Впрочем, это — другая тема. А мы вернемся к войнам, которые вела Византия в эпоху Юстиниана.