Карело-финские мифы

Источники финской мифологии

Мифы двух близких прибалтийско-финских народов раньше всего стали известны в Европе, ведь первые описания верований финнов и карелов появились еще в Средние века. Но самым знаменитым собранием финских и карельских мифов стал эпос «Калевала», составленный Элиасом Лённротом в первой половине XIX века. Калевала — название мифической страны древних героев. И хотя Лённрот во многом искусственно объединил разрозненные финские и карельские эпические песни — руны — и литературно их обработал, большая часть мифологических сюжетов стала известна из его собрания. Древние мифологические сюжеты сохранились и в рунах прибалтийско-финского народа ижора, близкого карелам и финнам. Огромное фольклорное богатство — тридцать три тома песен-рун — было собрано в Карелии и Финляндии.

^{Карельские рунопевцы братья Поавила и Триихво Яманен из поселка Ухта (современная Калевала). Фотография И. К. Инха. 1894 г.}

^{Wikimedia Commons}

Сотворение мира. Мировое яйцо и птица-творец

Древний миф, известный всем финно-угорским народам, повествует о том, что изначально существовал лишь бескрайний океан. Над ним в поисках гнезда летала птица, которой в разных рунах могли быть утка, гусь, орел и даже ласточка.

Это начало космогонии напоминает знаменитый зачин библейского творения, когда «Дух Божий носился над водою».

Согласно рунам, первозданная птица увидела колено первого человеческого существа, которое торчало из воды: то было колено мудрого старца Вяйнямёйнена или (в других рунах) его матери небесной («воздушной»), девы Ильматар, чье имя напоминает имена небесных богов других финно-угорских народов. Птица снесла яйцо на колено, но, естественно, оно скатилось с него и разбилось. Из этого первичного материала птица-творец и должна была создать мир (в некоторых рунах мир создает первочеловек Вяйнямёйнен, а небосвод кует кузнец Ильмаринен). В карельских рунах рассказывается, что щука — враждебное существо нижнего, водного мира — успела проглотить три яйца, снесенные орлом. Но орел поймал рыбу и вспорол ей брюхо. Из верхней части яйца было создано небо, из нижней — земля, из желтка — солнце, из белка — луна, из скорлупы — звезды.

^{Орел на колене Вяйнямёйнена. Рисунок Роберта-Вильгельма Экмана.}

^{Kotka munii Väinämöisen polvelle; Originaalipiirustus piirrossarjaan “Kalewala, Finsk National-dikt, framställd i teckningar af R. W. Ekman”, 1859. Ateneum Art Museum. Фотография: Finnish National Gallery / Jenni Nurminen}

В ижорской руне мир из яйца творит ласточка — «птица воздуха». Она находит кочку посреди вод, отливает гнездо из меди и кладет туда золотое яйцо. Тут налетает большая туча, и из-за нее гнездо скатывается в воду. Тогда ласточка отыскивает кузнеца и просит сковать ей грабли со стальными зубьями. Ими птичка достает лишь половину белка и половину желтка; разбившаяся скорлупа становится звездами на небе.

В самой ижорской руне сохранились «осколки» древних космогонических мифов. Ясно, что из желтка и белка должны быть сотворены солнце и луна, хотя в руне об этом и не говорится. Но здесь же присутствует некий кузнец изначальных времен. В карело-финских рунах этот кузнец зовется Ильмаринен — имя древнего божества воздуха, «атмосферы». Сама «воздушная птичка», равно как и воздушная дева Ильматар из карело-финских рун, принадлежит той же космической стихии. Но кузнец в карело-финских мифах отнюдь не только «подсобный работник» в деле творения мира. Ильмаринен в эпических рунах зовется «кователем небосвода» и выковывает солнце и луну вместо светил, похищенных демонической хозяйкой Севера. Об этом еще пойдет речь ниже, но уже сейчас можно предположить, что в древнем мифе кузнец помог добыть светила со дна Мирового океана и укрепить их на небосводе.

В финской руне о создании мира Вяйнямёйнен (Вяйно) оказывается в водах моря потому, что злобный саамский колдун стрелял в него из лука. Шесть лет плавал он по водам, как еловое бревно. Утка летала над волнами в поисках места для гнезда, и Вяйно подставил ей колено и лопатку. Утка снесла там «яйца золотые», согревала их и ждала, когда вылупятся утята. Но Вяйно не выдержал жара от яиц и стряхнул их с колена. Яйца разбились «на шесть кусков и семь осколков». Из нижней части возникает мать-земля, из верхней — небосвод (вероятно, с образом Вяйнямёйнена — демиурга, создавшего звездное небо, связано и одно из названий Млечного Пути в финской традиции: «Путь Вяйнямёйнена»).

В другом мифе, сформировавшемся под воздействием библейской традиции, творцом мира оказывается не птица, а Бог, но и он плавал в водах начального океана на чудесном судне — каменной лодке. Из пены появился Сатана, и Бог заставил его нырять на дно, чтобы достать землю. Лишь на третий раз, поминая Божье имя, Сатана смог добыть землю, но часть ее утаил во рту. Бог же начал перетирать землю ладонями и рассеивать по океану, и она стала разрастаться на волнах. Расти стала и земля, утаенная Сатаной, поэтому тот был вынужден выплюнуть ее — так на ровной поверхности возникли холмы и горы.

^{Ильматар. Картина Роберта-Вильгельма Экмана.}

^{Ilmatar, 1860. Ateneum Art Museum Фотография: Finnish National Gallery / Hannu Aaltonen}

Наконец, в карельском варианте мифа инициатором творения оказывается… Сатана. Он велит гагаре трижды нырять за землей, и только когда птица устроилась на суше, а Сатана запрятал часть земли в рот, появился Дух Божий. Он увидел, что земли мало, но Сатана настаивал на том, что со дна ее подняли всю. Тогда Бог обнаружил землю у Сатаны во рту и заставил ее выплюнуть. Тот плюнул на север, и она превратилась в камни, скалы и горы. К тому же Сатана поранил палец. Бог упрекнул Сатану: зачем он утаил землю — вот теперь она превратилась в камни и всякую нечисть, а сам Сатана наказан раной. Только после этого Бог заговорил рану (миф о первом ранении и заговоре мы еще перескажем, когда речь пойдет о ране героя Вяйнямёйнена).

Сходные космогонические мифы известны восточным финно-уграм. Они явно восходят к славянским апокрифам — дуалистическим легендам о сотворении мира и человека двумя творцами. Ранний вариант распространения такой дуалистической легенды в финно-угорском мире читателю уже известен: древнерусские волхвы рассказывали, как Бог с Сатаной создали человека. В конце XIX века у карел был записан миф о происхождении нечистой силы, известный многим финно-угорским народам. Когда Бог творил землю, некий «плохой» («пахалайне») персонаж ему во всем мешал. Чтобы избавиться от вредителя, Бог пообещал ему уделить места столько, сколько займет воткнутый в землю кол. Злодей выбрал самый длинный кол и пронзил им землю. Из преисподней вышли гады — вредные насекомые и земноводные твари, нечистая сила заселила все урочища, леса и воды, обратилась в леших, водяных, домовых… Бог заткнул отверстие горящей головней, но нечисть осталась в этом мире.

В финском фольклоре сохранился миф о происхождении человека, во многом повторяющий космогонию — сотворение мира.

Сотворение человека и небесная свадьба

В финской руне рассказывается миф о земной невесте небесных светил — девушке Суометар. Однако начинается руна с мотива, который явно напоминает нам о сотворении мира. Некая пастушка поймала на болоте «крякунью-утку», и та снесла «на радость людям» золотое яичко. Пастушка согрела яичко, и из него вышла девушка, которой дали два имени — Сорсатар и Суометар.

Имя Сорсатар означает «Дочь утки», ведь девушка появилась из утиного яйца (как и весь мир). Но еще интереснее другое имя девушки: Суометар означает «Дочь Суоми» — именно так называют свою землю финны. Значит, рожденная из яйца девушка оказывается праматерью финского народа.

Через полгода девушка уже стала красавицей невестой, и к ней явились женихи. То были Месяц, Солнце и сын Полярной звезды. Месяц первым позвал девицу замуж на небеса, «рассыпая то сиянье золотое, то серебряные звоны». Но Суометар отказала Месяцу, ведь он так непостоянен:

Следом Солнце позвало девицу в свои «золотые и серебряные избы». Но и у Солнца оказался «дурной характер»:

Соглашается дева пойти за сына Полярной звезды, который:

Вспомним о том, что Полярная звезда в финно-угорской мифологии — это неподвижный центр небесного мира, вокруг которого вращается небосвод. Земная дева оказывалась, таким образом, в центре мироздания. Салме — невеста звезды — известна и в эстонской мифологии.

В иных рунах сюжет сводится к становлению нормального брака: невеста обретает семью на земле, «на своей сторонке».

Этиологические мифы — происхождение созвездий и священных животных

Этиологическими называются мифы о происхождении явлений и реалий нашего мира. О происхождении светил, огня, растений, рыболовной сети, железа мы расскажем специально при изложении мифов о богах и культурных героях, которые это и создали. К древнейшим этиологическим мифам относятся мифы о священных животных.

Миф о небесной охоте рассказывает о звездном мире: охотник пытается догнать на лыжах гигантского лося Хийси, мчащегося по небу, но не может этого сделать (или упускает добычу, размечтавшись о шкуре не убитого им зверя). Охотник превратился в Полярную звезду, его лыжня — в Млечный Путь, лось — в Большую Медведицу.

Погоня за небесным лосем приписывается в карело-финских рунах разным героям. Один из них — «хитрый парень Лемминкяйнен», беспокойный герой-неудачник, который проникает даже в Маналу, загробный мир. Сделав чудесные лыжи, он похваляется, что ни одно существо в лесах не сможет от него уйти. Его похвальбу услышали злобные хозяева диких тварей — Хийси и духи ювттахи — и сотворили лося Хийси:

Духи послали лося бежать на север «по полям сынов лопарских, ко дворам Похьёлы мрачной». Там он вызвал слезы девиц и смех женщин, опрокинув котел с ухой. Этот смех Лемминкяйнен воспринял как насмешку над собой и бросился в погоню за лосем на своих лыжах:

Удачливый охотник уже сделал клеть, чтобы держать там добычу, и стал мечтать о том, как было бы хорошо постелить его шкуру на брачное ложе и ласкать на нем деву. Тут-то волшебный лось и вырвался у размечтавшегося добытчика: в ярости он разломал клеть и умчался. Лемминкяйнен бросился было вдогонку, да впопыхах оттолкнулся так, что сломал и лыжи, и палки.

Неудача Лемминкяйнена связана с запретом, который он нарушил: во время охоты нельзя помышлять о брачных утехах — это отпугивает добычу. Кроме того, шкуру священного животного — то есть созданного духами — нельзя использовать для бытовых нужд. Мы еще встретимся с этим запретом, когда речь пойдет о саамском священном олене — Мяндаше.

Возможно, в обществе, где уже было известно скотоводство, охотничий миф о гигантском олене, превратившемся в созвездие, трансформировался в миф об огромном быке, которого не могли заколоть боги.

В рунах этот бык настолько огромен, что ласточка может лететь целый день между его рогами, а белка может целый месяц прыгать по его хвосту. Сам верховный бог Укко пришел, чтобы забить быка, ему помогал целый пантеон других сверхъестественных существ: Палванен, Вироканнес, Пиру. Но бык движением головы раскидал незадачливых «мясников» по окрестным деревьям. Убить этого быка смог только герой-кузнец Ильмаринен. Но и тот не справился с первого раза — ему потребовался больший молот. Лишь им кузнец поразил в лоб «быка Виро» (Виро — финское название Эстонии), и тогда сварили мясо для «всех людей Калевы». Иногда быка — или гигантского вепря — убивает сам бог грома Туури, или, напротив, старец, или чудесный маленький человечек, вышедший из моря.

Сюжет добывания земли со дна Мирового океана свойственен многим народам: в дуалистических мифах финно-угров за землей ныряет противник творца, претендующий на власть над сушей, как и асура из индийского мифа. В карело-финских рунах божество или чудесный герой побеждает великанского вепря или быка. Но суть не в этом. Дело в том, что в мифах многих народов земля держится на рогах огромного быка, стоящего на рыбах в водах Мирового океана. В карельской руне «один рог быка землю бороздил, другой до неба доставал». Напрашивается сравнение с подземным чудовищем, крушащим своими бивнями лед; им у обских угров считался мамонт. Завершение рун — пир на весь мир — явно восходит к космогоническому мифу о сотворении земли, которую воплощало гигантское животное, выходящее из моря.

Жертвоприношение большого быка для общего пира находит аналогию в святочных — новогодних — обрядах карел. На Новый год ряженые устраивали «заклание быка»: старика наряжали в вывернутую шубу и коровью маску с рогами, на голову надевали котелок. Так его водили по всей деревне, «бык» страшно ревел, пугая женщин и детей. Наконец, его «убивали» ударом дубинки по котелку. Ряженого разоблачали и угощали пивом, после чего начиналось общее застолье.

Сходные календарные обычаи с ряженым бычком известны были и удмуртам: белого быка приносили в жертву в начале весны, чтобы обеспечить рост травы. Такая жертва известна иранской традиции, родственной индийской: иранский солнечный бог Митра поразил гигантского быка в начале времен, и из его тела возникли все полезные растения.

Очевидно, что этот древний обряд восходит к главному празднику с жертвоприношением, которое должно было обеспечить людей изобилием пищи на весь год. Вспомним также чудовищного быка в храме Йомали у биармов. Бык был главным жертвенным животным и у эстонцев. Генрих Латвийский рассказывал, что, когда упорствующие язычники схватили некоего тучного миссионера, они посадили его на быка и бросили жребий, кого из них принести в жертву богам. Жребий, к счастью для христианского священника, пал на быка. Когда эстонцы собирались осаждать крестоносцев в замке Беверин, они стали гадать по животным, которых приносили в жертву. Если закланный бык падал на левую сторону, то это считалось дурным предзнаменованием, означающим гнев богов. Наконец, христиане из народа мордва на Троицу устраивали пир, на котором забивали купленного в складчину быка. Возможно, культ жертвенного быка, восходящий к охотничьему культу жертвенного оленя или лося, имеет очень древние истоки.

Особым почитанием у финнов и карелов, как и у прочих финно-угорских народов, пользовался медведь. По одним мифам, он возник из шерсти, брошенной с небес в воду, по другим — родился возле небесных светил на небе, у Большой Медведицы, откуда был спущен на серебряных ремнях в позлащенной колыбели в лес, где и остался на серебряных ветвях сосны (сходный миф есть и у обских угров). Охота на медведя сопровождалась целой серией заговоров, в которых зверя убеждали, что он не был убит охотником, а сам пришел в дом к людям «с медным животом от меду». Для него, как для дорогого гостя, убирали избу. Медведь — родственник человека, он из рода Адама и Евы: известны его отец и мать — Хонгатар (слово, родственное названию сосны). В некоторых заговорах медведя встречали как жениха, «в шубе денежной красавца» — стелили постель с золоченой периной (о медвежьей свадьбе говорилось выше). Череп убитого медведя вешали на сосну — туда, откуда пришел первый мифический зверь: верили, что дух медведя возродится вновь.

В финской и карельской мифологии творцом вредоносных существ оказывается злая волшебница Сюэятар (Сюэтар). Она породила вредоносных насекомых, из ее плевка в море родились змеи.

В других мифах — заговорах о происхождении змей — говорится, что они возникли из волоса девы-хийси, упавшего в море.

В карельских сказках, где Сюэятар — волшебница сродни русской Бабе-яге, она хочет проникнуть в мир людей, чтобы навредить им. В одной из них рассказывается, как старуха, у которой было девять сыновей, готовилась к новым родам. Тогда сыновья покинули дом, велев матери вывесить на дверях прялку, если родится девочка, и топор, если опять появится мальчик. Старуха родила дочь, но Сюэятар ночью поменяла прялку на топор. Увидев этот знак, сыновья решили не возвращаться домой.

Когда мать рассказала выросшей дочери, как колдунья обманула ее братьев, девушка решила отправиться на их поиски. Она испекла колобок, замешенный на слезах, и попросила его катиться к девяти братьям. Но по дороге ее повстречала Сюэятар и, как только они добрались до жилища братьев, стала уговаривать девушку: «Плюнь мне в глаза, а я тебе». Наивная девушка поддалась на уговоры, тут-то Сюэятар и закляла ее: «Твое лицо — мне, а мое лицо — тебе!» Красавица сестра превратилась в безобразную колдунью, а Сюэятар отобрала у нее и разум, сказав братьям, что привела с собой пастушку.

^{Ведьма на картине Хуго Симберга. 1896 г.}

^{Fear in The Woods. Ateneum Art Museum. Фотография: Finnish National Gallery / Antti Kuivalainen}

Поселившаяся с братьями колдунья и вправду заставила бедняжку пасти коров в лесу, возвращая ей на это время ум. В ее хлеб Сюэятар запекала камень. В лесу девушка пела жалостливую песню, рассказывая о своей судьбе, — эту песню и услышали братья. Они подучили девушку вернуться домой среди дня, чтобы ведьма не успела лишить ее ума, и пожаловаться на боль в глазах. Братья заставили Сюэятар плюнуть в глаза сестре, и та вернула себе прежний облик.

^{Мытье в печи у вепсов. 1916 г., Новгородский уезд. Фотография А. О. Вяйсянена.}

^{Finnish Heritage Agency. Фотография: A. O. Väisänen, 1916}

После этого хитрые братья истопили баню, а перед порогом вырыли яму, заполнили ее горящими ветками, а сверху прикрыли ковром. Сюэятар упала в яму, но, сгорая, успела произнести заклинание:

Карельская баня напоминает нам о печи, где русская Баба-яга собиралась испечь попавшего к ней в избушку героя, а хитрый герой сжег в печи саму колдунью. О том, почему вороны и сороки считаются вредоносными (вместе с воробьями и прочими пичужками), хорошо знали крестьяне, хранившие свой хлеб в ригах (амбарах). В другой — финской — сказке рассказывается, как сорока пригласила к себе на обед ворону — поклевать лишайник с елей. Ворона отказалась от невкусной еды и позвала сороку в ригу — поклевать хлеб, но предупредила, что надо клевать да приглядываться. Тут появились хозяева и пристрелили воровку. С тех пор ворона охает, а сорока стрекочет — смеется над товаркой, которая сама попала в беду.

Концовка первой сказки представляет собой типичный этиологический миф о происхождении вредоносных птиц из тела злобного первосущества, второй — о происхождении криков, издаваемых птицами.

Другой вариант этиологического мифа содержит финская сказка о щуке и змее. Некогда они жили вместе в воде и поспорили: кто первым сможет доплыть до берега, тот останется там жить. Щука сказала: «Если я раньше доберусь до суши, съем ребенка и овечку». Змея же ответила, что не причинит никому вреда, если ее не раздразнят. У алчной щуки весло переломилось во время плавания, и с тех пор кость в ее голове похожа на сломанное весло. Змея же осталась жить на земле.

^{Прялки с традиционными узорами. Финляндия.}

^{The National Museum of Finland, этнографическая коллекция (по лицензии CC BY4.0)}

Как устроен мир

Круглая — сотворенная из яйца — земля омывалась волнами Мирового океана. Она была накрыта вращающимся небосводом, состоящим из нескольких слоев, неподвижной осью которого была Полярная звезда, Мааннэла — «Гвоздь земли» (в эстонской мифологии ей соответствует Похьянэл — «Гвоздь севера»). Медная, каменная или железная гора или огромный дуб с вершинами, касающимися Полярной звезды, поддерживали небосвод. Дуб посадили три или четыре девы, напоминающие норн у мирового древа в скандинавской мифологии. В ижорской руне дуб вырос из пены, слитой после варки пива — священного хмельного напитка у финно-угров. Космический дуб был так велик, что его крона загораживала солнце и луну. Тогда из моря вышел чудесный человечек, который срубил дуб одним ударом своего топорика. Мировое древо упало и превратилось в небесную дорогу, соединяющую все части Вселенной, — Млечный Путь. Оно также стало мостом, соединяющим мир живых и мир мертвых. От щепок-стрел, летевших при падении мирового древа, распространились по миру болезни (недаром в заговорах говорится о колдовских стрелах, насылающих порчу, и о божьих, сражающих болезни).

^{Мировой дуб на иллюстрации Йозефа Аланена. 1919–1920 гг.}

^{Фотография: Finnish National Gallery / Jenni Nurminen. Suuren tammen kaato. Tampereen taidemuseo}

Миф о срубленном космическом мировом древе напоминает приведенные ранее мифы о жертвоприношении гигантского животного, из тела которого возникли элементы мироздания. Образ мирового древа имел параллели в обрядовой жизни: у карел обрубленное или срубленное с особыми ритуалами дерево (как правило, ель) именовалось карсикко. Оно отмечало границу охотничьих угодий, границу между «домом» и «лесом», а на древних кладбищах в священных рощах связывало мир живых и мир предков. На такие деревья наносили изображения духов.

В легендарных песнях девы выращивают дуб из «любовного листика»: мировое древо связано здесь со свадебным фольклором. Крона дуба разгоняет тучи, а в них каплями блестят озера; в озерах на красных лодках плывут парни, которые усмиряют море, чтобы можно было увезти по нему невест.

^{Карсикко. Современная фотография.}

^{Georgii Kurov / Shutterstock}

^{Дубовые листья изображены на гербе Эстонии.}

^{Asma Samoh / Shutterstock}

Другой вариант мировой оси — мировая гора, которая располагалась одновременно в центре мира и на Севере — там небо соединялось с землей. В «Стране Севера» — Похьёле (она именовалась также Сариола, Пиментола, Унтамола — «темное царство», «страна людоедов», «злая страна»), расположенной там, где небосвод смыкается с землей, была и обитель мертвых, преисподняя — «Подземная страна» Манала (от финского маан алла — «под землю») или Туонела. От мира живых эти страны отделяла река; ее воды — огненный поток или быстрый поток мечей и копий. Через реку был перекинут мост-нитка, на другом берегу умершего поджидал чудовищный страж с железными зубами и тремя псами. Ворота Туонелы открывались только перед теми, кого оплакали родные в специальных причитаниях. Туони — хозяин царства мертвых, воплощение смерти. Его дочери посылали лодку за покойником, чтобы он смог переправиться на тот свет. Сыновья Туони плели железные сети, чтобы покойник или шаман, явившийся за ним, не выбрался из царства мертвых. Дом Туони — гроб: его ковры — женские волосы, а крышу подпирают мужские кости. Погружение в воды Маналы означает смерть; смерть заключена и в напитке Маналы, который нельзя пить живым.

В загробный мир вела гора с гладкими стенами — холм или скала Туонелы. Чтобы взобраться на нее, нужно было всю жизнь собирать остриженные ногти. Змеи — обитатели преисподней, их называли «червями Туони»; змеи появились из плевка в воду злобной волшебницы Сюэятар (она же считалась творцом вредных насекомых и птиц). В Туонелу колдуны и знахари уносили с собой свои тайные знания. Самому Вяйнямёйнену пришлось проникнуть туда в поисках магических слов. Там же обитали и предки — «славные прародители Туонелы», «население Маналы». Хозяйка Похьёлы Лоухи — старуха-колдунья, главный противник героев карело-финских рун. Возможно, «Лоухи Похьёлы» — это описание Похьёлы, а не имя хозяйки: финское лоухи означает «скала», «камень», а постоянный эпитет Похьёлы — «скалистая» (вспомним, как в мифе о творении Сатана выплюнул камни и скалы на север). Лоухи похищает солнце и месяц, огонь из очагов Калевалы — страны героев, завладевает чудесной мельницей сампо, прячет похищенное в основании скалы Похьёлы. Миф о мельнице-чудеснице сампо, корни которой проросли в Похьёле, также связан с представлениями о мировой горе и мировом древе.

^{Туонела на картине Аксели Галлен-Каллелы. 1903 г.}

^{By the River of Tuonela, study for the Jusélius Mausoleum frescoes, 1903. Ateneum Art Museum. Фотография: Finnish National Gallery / Jenni Nurminen}

^{Мимми Лахтенойя в роли Лоухи. 1901 г.}

^{Finnish Heritage Agency. Фотография: Paul Heckscher (по лицензии CC BY4.0)}

В Похьёлу — на далекий Север — в заговорах отгонялись болезни. Таков карельский заговор от зубной боли:

Вместе с тем Похьёла — страна лесного и водного изобилия: в заговорах «деву Похьи» называют «хозяйкой дичи, зверя, рыб озерных», призывают пригнать добычу с далекого Севера в землю людей.

В противоположной стороне света, на юге Мирового океана, был остров, где обитали карлики. То была Линнумаа — «Страна птиц», куда птицы летели по Млечному Пути (перелетные птицы отличались от вредоносных, возникших из тела Сюэятар). В центре же Мирового океана был гигантский водоворот, «глотка Куримуса», выпускающий и поглощающий воды: так возникают приливы и отливы.

Боги и духи

Мифов, повествующих о финских и карельских богах, почти не осталось, ведь и финны, и карелы были формально обращены в христианство еще в Средние века. Общефинское слово, обозначающее небесных духов, — Юмала — уже с XII века, как мы видели, читая берестяную грамоту, стало означать небесного бога (с введением христианства — Бога христианского). Лишь в 1551 году протестантский епископ Микаэль Агрикола собрал сохранившиеся сведения о финском пантеоне. Он писал, что некогда финны (хяме) поклонялись божеству леса Тапио, который посылал добычу охотникам в ловушки. Бог вод Ахти давал удачу в рыбной ловле. Ейнемейнен, в чьем имени угадывается древнее имя Вяйнямёйнена, создавал — «ковал» — магические песни. Некоему злому духу Рахкой приписывали лунные затмения — и в позднейших финских верованиях сохранились мифы о духе Рахко, который управлял фазами Луны. Лиеккио почитался как бог трав, корней растений и т. п. От Ильмаринена, создателя мира и воздуха — воздушного пространства, зависели погода и удачное путешествие. Турисас давал победу в битве. В финских верованиях сохранился и упомянутый миф о громовнике Туури, который убил своим топором или молотом гигантского вепря или быка. Кратой (или Кратти) заботился об имуществе человека и его товарах.

^{Микаэль Агрикола. Гравюра Альберта Эдельфельда. XIX в.}

^{Wikimedia Commons}

От духа Тонтту зависело домашнее хозяйство, но Агрикола замечает, что, как бес, он мог довести и до бешенства. Действительно, домовые и овинные духи могли и приносить богатство, и наказывать болезнью нерадивых хозяев. Согласно поверьям, Тонтту рождался из обрядового последнего снопа, который хранили в овине. При гаданиях подходили к овину и прислушивались: если слышали скрип — урожай в следующем году будет хорошим. В современных быличках финнов и карел Тонтту — «дух-обогатитель»: один такой дух по ночам ходил молотить в соседские овины и воровал оттуда намолоченное зерно для своих хозяев. Но однажды соседу удалось подстеречь воришку и ударить его что есть силы. Тонтту взмолился: «Ударь еще раз!», но хитрый хозяин не стал этого делать: он знал, что второй удар вернет нечистой силе жизнь и поразит его самого. Так Тонтту и погиб — возле проезжей дороги от него осталась лишь зловонная лужа. Из шведского фольклора к финнам проникло представление о духе пяра или пара, который также приносил добро хозяевам.

^{Хозяйственные постройки в Этнографическом музее на Аландских островах, Финляндия.}

^{Curioso.Photography / Shutterstock}

Дух Капе — еще один виновник лунных затмений — «ел луну». Считается, что такие действия духов, связанные с фазами Луны и затмениями, восходят к той древней эпохе, когда у финских народов был распространен не солнечный, а лунный календарь. Наконец, сыны Калева расчищали покосы и освобождали пространство для жизни людей.

Агрикола перечислил и карельских «идолов». Среди них — бог урожая Ронготеус, дающий рожь. В финском фольклоре известен «отец ржи» Рунка-тейвас. Пеллон Пеко, «Пеко полей», — дух ячменя — также имеет параллели в прибалтийско-финском фольклоре: таков Пеко у эстонцев-сету. Вообще карелам, как финнам и другим земледельческим народам, свойственно почитание многочисленных духов растительности: у Агриколы это «карельские идолы» Виранканнос — дух овса; Эгрес, сотворивший бобы, горох, репу, капусту, лен и коноплю; Кёндёс — покровитель пахоты, создавший поля и подсечное земледелие.

В финском и ижорском фольклоре известен Сампса Пеллервойнен, дух растительности, которого весной будит солнце — тогда и начинает всходить хлеб на полях. В отличие от небесного старца Укко, земной дух Сампса — юнец. В других фольклорных текстах за ним посылают «сына зимы», который правит конем-ветром, но приносит его «сын лета». Сампса обитает на острове, где живет с собственной матерью как с женой — кровосмесительный ритуальный брак (священный брак) характерен для богов плодородия. Вероятно, его супруга и мать — сама мать-земля: его имя происходит из германского обозначения весенних кормовых трав, то есть сам Сампса оказывается плодом пробуждающейся весной земли.

^{Вяйнемёйнен и Сампса Пеллервойнен. Рисунок Роберта-Вильгельма Экмана. 1860 г.}

^{Väinämöisen kylvö…, 1860. Фотография: Finnish National Gallery / Antti Karvinen}

В заговоре от ранения при падении дерева Сампса

У карел до недавнего времени существовало представление и о «хозяйке земли» Маннутар. К ней обращались в заговоре, который произносили при начале сева:

Плодородию в целом покровительствовали небесный бог Укко и его жена Рауни, семейные отношения которых вызвали особый интерес и возмущение епископа Агриколы (об этом мы еще расскажем). Образ Укко сливался в представлениях финнов с образом общефинского небесного божества Юмалы. Функциями громовника в финском фольклоре были также наделены упоминавшийся ранее Туури, Палванен или Пайанен (возможно, это другие имена Укко), а также «атмосферный» бог Ильмаринен, который в карело-финских рунах превратился в культурного героя-кузнеца.

Кекри (Кегри, Кякри), согласно Агриколе, способствовал плодовитости скота: в карельском и финском фольклоре он известен как покровитель скота и урожая Кеури. Интересно, что похоже именовался и финский календарный праздник кекри или кеури, связанный еще и с поминовением умерших в конце октября — начале ноября, во время «раздела» между летом и зимой, когда заканчивался обмолот зерна. Именем «кеури» звался последний жнец во время уборки ржи и пастух, который последним пригнал скот в последний день выпаса. На праздник кеури топили баню и стелили постель для душ умерших предков — покровителей живых. Считалось, что в этот день они возвращались с того света и, если их хорошо принять, они обеспечат урожай и благополучие скота в будущем году (в восточнославянском фольклоре так почитались «деды»).

^{Ряженые в праздник Кекри. Фотографии Ахти Рюткёнена. 1927 г.}

^{Finnish Heritage Agency. Фотография: Ahti Rytkönen (по лицензии CC BY4.0)}

Хийси оказывался у Агриколы не гигантским лосем и не лесным святилищем, а духом, помогающим в лесу, покровителем охоты у карел. «Мать вод» загоняла рыбу в сети. Охоте на белок покровительствовал Ниркес (в карело-финском народном календаре долго сохранялся приходившийся на октябрь «день белки»), охоте на зайцев — Хатавайнен.

Финны и карелы, давно освоившие земледелие и скотоводство, не оставляли промысловой охоты. Именно поэтому среди их духов известны многочисленные «матери» зверей, от которых зависела удача в охоте: Керейтар — «золотая жена», мать лисиц, Лукутар — мать черно-бурых лис, Йуолетар и Хиллерво — матери выдр, Тухеройнен — мать норок, Нокеайнен — мать соболей, Йуонертар — мать северных оленей. Все они могли именоваться дочерьми Тапио, хозяина леса. Почиталась и мать диких птиц, которые были ее «стадом», — старуха Холохонка или Хейхенейкко (сходный образ был известен обским уграм).

В XVI веке протестант Агрикола сетовал, что, несмотря на существование «папской веры», еще недавно финны и карелы поклонялись ложным богам, а также камням, пням, звездам и луне и проносили жертвы покойникам.

Древним духом, которому поклонялись все прибалтийские финны, был Хийси. Его имя восходит к названию священной рощи, где запрещалось ломать ветки и рубить деревья и где в древности хоронили умерших; другие названия загробного мира и северной страны Похьёлы — Хиитола у финнов («Дом Хийси») и Хииела у эстонцев. До недавнего времени в этих урочищах приносили в жертву еду, пиво, деньги, шерсть, одежду и т. п. Хиитилайсет или хииденвяки — «народ Хийси» — это души людей, не нашедшие загробного пристанища. Встретивший толпу духов — безголовых уродцев, движущихся в вихре или на лошадях «по тропе хийси», — может умереть или сойти с ума. Известны также отдельные культовые деревья хийси: береза, сосна, ель; озера хийси, каменные курганы и груды камней, называемые «камни Хийси», — рассказывали, что их набросали древние великаны (Хитской камень и Хидгора известны и русскому населению Онежского озера). Самому Хийси приписывался великанский рост. Считалось, что у него есть сыновья и жена. После христианизации священные рощи были заброшены, и Хийси превратился в злого духа, лешего. Так стали именовать ад, чертей, нечистую силу вообще — «народ хийси»; появились представления и о хийси, обитающих в водоворотах и водопадах. У водных хийси есть чудесный скот — можно подстеречь их коров, когда те выходят из озера пастись, и похитить их.

Пособниками Хийси оказываются вредоносные насекомые: шершень — «пташка Хийси», паучиха — «шлюха из рода Хийси». «Стрелы хийси» несут болезни, к ним обращаются в заговорах колдуны. «Конь хийси» — воплощение чумы. Появление Хийси знаменовало смерть человека. Как и всякий леший, он мог погубить или спасти заблудившийся скот, мог способствовать удачной охоте (о чем писал Агрикола).

Карельская руна свидетельствует о том, как с приходом христианства Хийси превратился в Сатану. В ней рассказывается как «Творец» — Луё — спасается на лыжах от «паганов» — язычников. Те настигают его на святой горе, помещают в глубокую яму и заваливают камнями. Но злокозненный кузнец Хийзи требует, чтобы Творца заковали в цепь, которую он изготовит. Тем временем Творец молит солнце, чтобы оно выпустило его на свободу. Солнце растопило камни и советует ему отправиться к кузнецу Хийзи. Тот не узнает Луё, ведь он сидит в яме, и хитроумный Творец советует Хийзи испытать цепь на прочность. Хийзи наконец выковывает такую цепь, которую сам не может порвать. Луё же заговаривает цепь на шее у Сатаны, чтобы он не вырвался.

Согласно карельской легенде, нетвердыми в вере были прародители Адам и Ева, потому Богу пришлось крестить множество их детей. Утомленные бесконечным обрядом родители скрыли часть потомства в лесах и источниках: некрещеные дети остались там и превратились в нечистую силу.

В коротких рассказах о чудесном, повествующих о происхождении каменных куч, о разрушенных церквях и т. п., хийси — это древние великаны, которые могли кинуть огромный камень так, что убивали им сразу двух быков. Брошенный камень становился порогом на реке; озерные рифы — это мосты, которые не достроили хийси. Каменные гряды появились потому, что хийси бросали друг в друга камни. О том, что хийси некогда были соперниками нового христианского культа, свидетельствует их особая неприязнь к церквям: они боятся колокольного звона. Если хийси и строят днем церковь, то ночью они ее разрушают или церковь обрушивается прямо на прихожан. Иногда хийси наделяются чудесными свойствами, которые в апокрифических легендах приписываются творцу мира: они могут плавать на каменной лодке. Древние наскальные рисунки, камни-следовики — с изображениями ступни — следы хийси. Недаром петроглифы Карелии именовались в русской традиции «бесовыми следками». Монахи даже выбили на них крест, чтобы противостоять нечистой силе.

Образ Хийси сливается со схожим образом злого духа Лембо, который также может выполнять функции лешего, покровителя зверей: в финской руне зайчиха желает своему зайчонку «ног проворных, как благие крылья Лемпо». Представление о лембоях было заимствовано на Севере русскими людьми: считалось, что лембои обитают в горах целыми полчищами, имеют свои села, где живут семьями. При этом они похищают проклятых родителями детей.

^{В урочище Бесов Нос на Онежском озере «бес» с выбитым на нем крестом — единственная антропоморфная фигура. Лишь один глаз «беса» имеет зрачок: «кривизна» — распространенный признак нечистой силы.}

^{Victor Lauer / Shutterstock}

В отличие от Хийси, в верованиях финнов и карел Тапио остался преимущественно духом-покровителем лесных промыслов, «золотым королем леса», «лесным седобородым старцем». В заговорах к нему обращались с просьбой о помощи в охоте; в лесу возле пня — «стола Тапио» — ему оставляли мелкие приношения. Его лесная страна именовалась Тапиола или Метсола («Лесная страна», иногда, как средоточие лесных богатств, она отождествлялась с Похьёлой). Руна о певце Вяйнямёйнене рассказывает, как «мудрый старец Тапиолы» выходит из медной горы на золотой холм, чтобы послушать чудесное пение. Его женой считалась Миэлотар, Миэликки (Меттикки) — «лесная хозяйка», «мать» или «дочь леса», к которой тоже обращались охотники в заговорах с просьбой «отворить сундук медовый… выпустить золотого и серебряного зверя» или привести их «из дальней дали» — из самой Похьёлы. Покровителями охотников считались также дети Тапио — сын Вирбуса и дочь Тыыникки. К «лесным парням и девам» обращались в заговорах с просьбами сохранить пасущийся там скот. Особо выделялась Тапиотар или Хонготар — «Сосновица»: эта хозяйка соснового бора считалась прародительницей медведей. Недаром череп убитого зверя с особыми церемониями хоронили на сосне: верили, что он возродится у своей матери, в лесу.

^{Плетеный короб из бересты, с которым ходили в лес, и снегоступы.}

^{The National Museum of Finland (по лицензии CC BY4.0). Финно-угорская коллекция}

Медведь в мифах народов, живущих в лесу, напоминал человека, ведь он мог ходить на задних лапах. В представлениях карел он был проклятым человеком (именовался даже «лесным королем»), поэтому оброс шерстью. Чтобы зверь не трогал скот, пасущийся на опушках, нужно было провожать животных в рукавицах, которые имитировали медвежьи лапы.

Финская сказка сохранила этиологический миф о суде Тапио, который обустроил мир в животном царстве. В давние времена собаки, лисы, волки и медведи жили дружно и ходили вместе по лесу. Но однажды они поссорились из-за добычи: медведь, как самый сильный, и волк, как самый алчный, захватили доли лисы и собаки. Собака отправилась в Метсолу к Тапио, чтобы он рассудил зверей. В первый раз медведь и волк послушались хозяина леса, но потом вновь завладели добычей и не пошли на суд. Тогда Тапио решил поставить ловушку для медведя и очеп (петлю) для волка. Тут хищники и попались в западню. Медведь лишился длинного хвоста, стал выручать волка — лупить его дубиной по спине, чтобы тот выбрался из петли. С тех пор у волка спина не гнется. Собака стала врагом волка и медведя, а охотники получили ловушки для зверей.

Среди лесных духов известен и леший метсехалтья, «хозяин леса»: это старик с длинной седой бородой и одеждой изо мха. Он может менять рост и становиться вровень с деревьями. Под стать ему «лесная дева», которая только спереди имеет вид женщины, а сзади оказывается корягой или переплетением ветвей с хвостом. Тем не менее она любит вступать в связь с людьми.

Особые отношения должны были устанавливать с лешими пастухи, ведь им нужно оберегать скот от диких зверей. Рассказывают, что перед началом весеннего выпаса пастух шел в лес договариваться с лешим — «ударить по рукам». Для этого он надевал шерстяные рукавицы, а поверх правой — соломенную руку. Если леший решит схватить пастуха, в лапах у него останется ненастоящая рука.

^{Силок на птиц.}

^{The National Museum of Finland (по лицензии CC BY4.0). Финно-угорская коллекция}

В фондах Российского этнографического музея в Санкт-Петербурге хранится деревянная кукла, обнаруженная во время этнографической экспедиции к тверским карелам. Кукла была вырезана пастухом и прибита к дереву в лесу. Ее фигура имеет странный вид: на голове куклы — фуражка, а на туловище вырезаны пуговицы, как на мундире. Это изображение лесного хозяина, которого звали нюбликяз, «пуговичник». Кукла — пример того, как древняя традиция — делать изображения на деревьях — трансформируется в условиях современной культуры. Образ лешего (хийси) в мундире с пуговицами явно передает фигуру лесничего — государственного чиновника, опасного для людей, занимающихся лесным промыслом.

В быличке рассказывается, как одинокий батрак развел в лесу костер и к нему подошла лесная дева и принялась вязать. Батрак хотел потушить костер, но дева попросила его не делать этого. В благодарность она подарила ему чудесную рубаху, которая не изнашивалась и которую не нужно было стирать. Он проносил рубаху три года и никому не сказал, откуда получил чудесный подарок. Но однажды во сне батрак проговорился о лесной деве, и рубаха тут же превратилась в еловый лапник.

Дух леса может показаться в виде тетерева, глухаря, лося, медведя. Ему приносят мелкие жертвы, чтобы он оберегал скот и давал удачу в охоте — загонял зайцев в силки.

Бог Ахти, упомянутый Агриколой, считался покровителем рыб и тюленей, владельцем водных богатств, «золотым хозяином моря» в рунах. Его представляли в виде старца с седой или позеленелой бородой в серебряных одеяниях, иногда в виде рыбы. Море — Ахтола — его амбар. Ему посвящены рыбацкие заговоры, в которых иногда рыба отождествлялась с самим Ахти:

^{Финская богиня воды Велламо на гербе области Пяйят-Хяме.}

^{Wikimedia Commons}

Его супругой или дочерью была Велламо, ее безуспешно пытался изловить и взять в жены сам Вяйнямёйнен. Этот эпический певец тоже имел непосредственное отношение к рыболовству: его струнный инструмент — чудесное кантеле — был сделан из хребта гигантской щуки (о нем мы поговорим отдельно). Игра на кантеле заставляла заслушаться всех обитателей суши и моря.

Руна о чудесной игре должна была привлечь этих «питомцев Ахти» в сети.

Как хозяину иного мира — целебной водной стихии, — Ахти посвящены заговоры с просьбами исцелить от болезней, как хозяину богатств — просьбы о наделении золотом и серебром. В карельской сказке говорится, как некий пастух обронил в реку свой нож. Ахти услышал жалобы пастуха и принес ему со дна золотой нож. Но честный пастух отказался от чужого имущества. Тогда Ахти принес серебряный нож и, наконец, железный, принадлежавший пастуху. Когда пастух взял потерянный нож, Ахти похвалил его за честность и оставил ему все три ножа. Завистливый товарищ решил нажиться на щедрости водяного и бросил свой нож в воду. Но когда Ахти пришел к нему с золотым ножом, жадный пастух хотел схватить его и остался ни с чем. Ахти отплыл от берега.

У финнов и карел были известны и другие водные духи: водяной Ветехинен, «мать воды» Веден-эма, «хозяйка воды» Веденэманта. Водные духи могли показываться в виде рыбы, собаки, жеребенка, козла, даже испуганного зайца (если увлечься его преследованием, можно упасть в море и утонуть). Опасно встретиться в море с одноглазой рыбой: она способна хвостом сбить рыбака с лодки в воду, а если попадется в сети — поднимется шторм. Черноликая русалка любит расчесывать свои волосы у воды, моет в волнах длинные груди, которые забрасывает за спину. Иногда русалки попадают в рыбацкие сети: если их отпустить — в рыбной ловле будет сопутствовать удача.

^{«Покровитель рыболовства», дерево, XVII в. Найден в районе Ладожского озера, Карелия.}

^{The National Museum of Finland. Этнографическая коллекция (по лицензии CC BY4.0)}

Рассказывают о чудесной озерной деве, которая ночью пускалась в пляс под игру музыканта (вспомним игру Вяйнямёйнена и Садко). Однажды музыкант смог осветить ее лампой, и озерная красавица осталась с ним. Она даже родила ему ребенка, но продолжала тосковать по озеру. Наконец дева решила поделить дитя и разорвала его пополам, оставив одну половину мужу, а со второй спустилась под воду.

Водяной Ветехинен был опасен для людей и мог затащить их под воду с помощью заклинаний или превратившись в животное, в бревно, у которого есть один глаз, или в дерево у воды — оно тонет, как только на него садится человек. От него можно было избавиться, бросив в воду камень — «пирог водяного» — или при помощи колдуна, но удавалось побороть и в открытой борьбе. Однажды рыбаки отрубили руку Ветехинену, который хотел перевернуть их лодку. Водяной пообещал не тревожить больше людей, если ему вернут руку. И правда, после того как рыбаки бросили руку в воду, дух перестал показываться.

У водяных есть свои чудесные стада, которые выходят ночью из воды пастись. Ими можно завладеть, если бросить в воду железный предмет или успеть обежать стадо вокруг (сходные поверья распространены у всех финских народов).

Среди многочисленных духов, в которых верили финны, выделялся целый мифический народец — маахисы («жители земли»), маанвэки («земной народ»), мааналайсы («подземные»). Они похожи на людей, но безобразны (например, одна ступня у них повернута назад), хотя могут иметь красивых дочерей. Маахисы принимают вид лягушки, ящерицы, горностая, кошки и других животных. Помимо подземного мира они населяют леса, горы, холмы, пустыри. Путь в их страну ведет по муравьиным тропам, через озера и источники. В перевернутом подземном мире маахисы ходят вверх ногами по обратной поверхности земли. Попавший в подземное царство не должен вкушать пищу и пить напитки маахисов, иначе он не вернется на землю (сравните запреты пить смертный напиток преисподней — Маналы) или, вернувшись, обнаружит, что год у маахисов равен пятидесяти на земле. Маахисы похищают у людей детей, оставляя своих уродцев-подменышей и скот.

Заблудившись в лесу у маахисов, следовало вывернуть наизнанку одежду, чтобы левое на его пути не оказалось правым, а при ночевке оставляли приношение (молоко, мед, зерно и т. п.) на тропе маахисов, у дерева или священного камня. Расположением маахисов пользовался тот, кто не мучает скот. Маахисы — обладатели чудесного скота; чтобы завладеть им, нужно бросить в стадо какой-нибудь железный предмет: ключ, иголку, пуговицу. Человек, завладевший коровой маахисов, становился богатым. Тому, кто выдал дочь за маахиса, они подносили богатые дары. По финским верованиям, прежде чем строить дом, надо выкупить землю у маахисов, закопав в ней монету. Маахисы просили людей перенести хлев, если он оказывался над их жилищем, ведь из хлева стекают нечистоты. В эстонской мифологии этим духам соответствуют маалусы.

Карелам и финнам (как и прочим финно-угорским народам) известны были также многочисленные низшие духи: хозяева (халтья, халдья) стихий (земли, воды) и природных урочищ — лесов и гор («хозяева» обитали внутри гор и скал), покровители рода и семьи — домовые духи, среди которых особым почитанием пользовались хозяева очага и хозяева бани. Хозяин очага напоминал с виду того, кто первым разжег в нем огонь. Свое недовольство нерадивыми людьми дух демонстрировал странным шумом, стуком и т. п. Иногда домовые «хозяин» и «хозяйка» имели диковинный вид: один глаз во лбу и красную шапочку с кисточкой. Считалось, что домовым становится первый умерший в доме. Даже лодка — важное для финнов Балтики транспортное средство (недаром о строительстве первой лодки слагались специальные руны) — имела своего духа-хозяина.

У финнов сохранился короткий мифологический рассказ — быличка — о домовом духе, который обитал в хлеву на сеновале в виде белой кошки. Обитатели дома привыкли к нему, кормили молоком и даже сдвигали с насиженного места, если нужно было сено. Дух заботился о лошадях, которые лоснились от довольства, хотя и не получали лишнего корма. Но однажды нерадивый работник заявился пьяным на сеновал. Дух злобно зашипел на него, и тогда работник ударил его оглоблей. Ему показалось, что удар пришелся по камню, и он ударил еще раз (что недопустимо в обращении с нечистой силой). Оглобля сломалась, и обломок попал по лбу пьянице, который пролежал без сознания до утра. Домовой же перешел в другой дом, и с ним ушло благополучие лошадей. Часто домовой дух жил в виде змеи — при таких змеях хорошо плодилась скотина.

^{Традиционная деревянная сауна в Финляндии.}

^{Peppinen / Shutterstock}

Баня (сауна) была особо почитаемой постройкой, где проходили многие ритуалы, связанные с родом и семьей, — в первую очередь родины, когда роженица должна была очиститься в бане. Неслучайно миф о сотворении человека, который пересказывали волхвы русскому воеводе, начинался с того, что Бог мылся в бане. В баню отправлялась и молодуха, которую после свадьбы принимали в новую семью. Она дарила полотенце хозяину или хозяйке бани (приношения делались и хозяину хлева). Наконец, баню топили для умерших предков на упомянутый ранее праздник кекри. Нельзя было поздно мыться или ночевать в бане: дух мог запугать, ободрать кожу, замыть до смерти.

Рассказывают, что был некогда судья-мздоимец, который выносил неправедные решения. Пострадавший от него человек проклял мздоимца — пожелал, чтобы черт забрал его. Однажды судья отправился в полночь в баню, но выронил огниво. Он никак не мог отыскать его и вынужден был отправить слугу за другим. Когда же тот вернулся, дверь оказалась запертой, а из бани слышались стоны. Слуга не смог открыть дверь и, смекнув, что дело нечисто, побежал за пастором. Но и священник оказался бессилен. Лишь когда у двери собрались двенадцать пасторов (по числу апостолов), черт выкинул кожу судьи на сушильном шесте, тело же забрал с собой.

^{Традиционная карельская вышивка, которой украшали полотенца.}

^{The National Museum of Finland. Финно-угорская коллекция (по лицензии CC BY4.0)}

Похожими духами народная фантазия населяла и прочие постройки: хлев, ригу, мельницу. Их умилостивляли мелкими приношениями: лили на землю молоко, брагу или подносили первую долю каждого кушанья; для духа риги оставляли один необмолоченный сноп.

Характерным для земледельческих народов было представление о «хозяине межи» (райянхалтья), который следил за тем, чтобы правильно проводились границы между полями. Этот дух мог являться жулику-землемеру и разоблачать его криком: «Исправь межу!» В некоторых рассказах неправедный землемер не мог найти покоя после смерти и сам превращался в духа, бродящего по межам.

^{Хозяйственные постройки в национальном парке на финском острове Сеурасаари.}

^{ElenaNoeva / Shutterstock}

В христианские времена появились даже представления о хозяевах церкви или церковного кладбища. Им обычно считался дух того, кто был первым погребен на этом кладбище.

^{Амбар на острове Сеурасаари.}

^{Finestock / Shutterstock}

Пяра — дух, которого можно создать при помощи простых подручных средств. Она воровала для хозяев масло и молоко и доила соседских коров. Чтобы получить пяру, нужно было тайком взять в бане веретено, в которое для оживления вставлялась облатка с каплей хозяйской крови. Веретено могло проникнуть в соседский двор, если в заборе были дыры от сучьев. Но пяра могла являться в виде черной птицы с большим брюхом — в нем она переносила сливки в хозяйский дом — или в виде лягушки, кошки. Если убить такое животное, вместе с ним погибала и хозяйка пяры (сходные поверья известны у ижоры и многих европейских народов, в том числе у венгров и мордвы).

^{Веретено.}

^{The National Museum of Finland. Финно-угорская коллекция (по лицензии CC BY4.0)}

Калма («смерть», «могила», «неизлечимая болезнь») в финских и карельских поверьях — воплощение смерти, вредоносная сила, исходящая от покойников с кладбища (калманвяки — духи умерших). Умерший мог наслать болезнь и смерть. Чтобы очиститься от калмы, после похорон нужно прикоснуться дома к печи: дух домашнего очага должен был оградить живых от смерти. Сила калмы воплощалась в предметах, которые соприкасались с покойником (их нужно было уничтожить), иногда — в «смертной кости» или сумочке с кладбищенской землей, которую колдуны могли использовать для наведения порчи. После выноса покойника выметали избу, выбрасывали мусор и прогоняли смерть. Чтобы она не вернулась, эстонцы-сету вколачивали в порог гвозди или рубили на пороге голову курице; вслед процессии трижды махали поясом. По дороге на кладбище останавливались у поминального дерева, где прощались с умершим, а ствол обвязывали цветными нитками. Обрядовое дерево было сродни мифологическому мировому древу — оно также считалось путем на тот свет. По народным приметам увидеть во сне падающую сосну — к смерти; если возле дома высыхает ель — умрет хозяин. Возвращаясь с кладбища, разводили на дороге костер и прыгали через огонь — чтобы смерть не пристала. Этот обычай был известен многим финно-угорским народам: эстонцам-сету, води, ижоре, мордве и обским уграм. По поверьям, смерть могла отогнать и игра на кантеле.

Против калмы направлены многочисленные заговоры, цель которых — выявить источник болезни: послана ли она Богом, надуло ли ее ветром, пришла ли она из жилищ мертвых или ее наслали «народ Метсолы» (леса) или стихия воды.

Характерно обращение к воде, древнейшей стихии, из которой была добыта земля:

Обитель калмы — это одновременно и кладбище, и загробный мир, Манала, Туонела, где обитают «дети калмы». Считалось, что у смертного одра собирались «старики Туонелы» — умершие предки, которых видел умирающий. У ворот кладбища плакальщица будила «народ калмы — народ Туонелы», чтобы открылись ворота Туонелы и вновь прибывшего не облаяли псы преисподней и предки приняли умершего в свою «славную общину», к «белым прародителям», в «белые места». Чистота — «белизна» — предков в причитаниях противопоставляется вечному мраку Туонелы в мифологическом эпосе.

Как и шаманизм, колдовство в северных странах было распространенным занятием. Недаром в финском и карельском фольклоре сохранилось множество понятий, связанных с колдовством: тиэтайя — предсказатель, нойта — общефинское название колдуна или колдуньи, юмала — обозначение сверхъестественной «божественной» способности. Многие наименования были заимствованы из других языков, ведь чужие всегда казались самыми опасными колдунами: таковы велхо — волхв, маг, мюррюсмиес — шептун, поппа — от русского «поп» (христианские священники наделялись сверхъестественными способностями), поху — от русского «бог». Слово турья означало «лапландец» (саамы считались у финнов и других соседних народов самыми могущественными колдунами), лойтсья — заклинатель, маатохтори — «земляной доктор» (врачеватель, черпающий свои способности из преисподней), пусокари — знахарь, хамассуу — «зуборотый».

Последнее название связано с поверьем, будто у колдуна, прошедшего обучение, вырастает специальный зуб. У него также должна быть колдовская сумка: в ней он держит кладбищенскую землю, смертную кость, жабу и змею (хтонические существа), пепел (вспомним о его использовании в Биармии), пряжу — обычный колдовской атрибут, и деньги. Сумка эта способна передвигаться сама по себе. Если бросить ее в огонь, она сгорает со страшным шумом; колдун же может от этого умереть.

Сам колдун не горит в огне, может заморозить кипящую воду, не чувствует холода, и его не берет ни удар клинка, ни пуля. Колдун властвует не только над хтоническими гадами, но и над дикими зверями, особенно над медведями и волками. Он может накликать ветер и бурю, поднять вихрь и перемещаться в нем, вызвать с того света умершего. Ему подчиняются черти. Колдун наводит порчу и произносит целебные заговоры, он способен заставить змею явиться, чтобы та зализала собственный укус, может загасить пожар, найти вора (к нему прилипает украденное добро) и пропавшую в лесу скотину («запирает лес»), «присушить» и «отсушить» парня или девушку, превратить целый свадебный поезд в волков.

Распространены мифологические рассказы о состязаниях колдунов и шаманов. Злой колдун заклинает змею, та ищет жертву и заползает в церковную лодку. Другой колдун отсылает змею назад, вставив ей в пасть горящий трут. Змея возвращается к злобному чародею, и его дом сгорает. Один саамский колдун в образе тетерева хотел переманить всех птиц в Лапландию, но и на него нашлось колдовское средство: ружье зарядили серебряной пулей (или хлебом) и выстрелили в тетерева-колдуна. Тот упал с дерева и превратился в саама.

В карело-финском эпосе в магическом умении соревновались герои Вяйнямёйнен и Ёукахайнен, Лемминкяйнен и хозяева мифической страны Пяйвела.

^{Амулет с молотом громовника. 800–1050 гг.}

^{Finnish Heritage Agency. Коллекция археологических находок (по лицензии CC BY4.0)}

Громовник Укко был верховным богом, известным всем прибалтийским финнам. Его именовали также Исянен, эстонцы — Уку. Другие персонификации грома, с которыми мог отождествляться Уку у эстонцев, — Пикне, Кыу, Эйке. Иногда Укко называли Ильман Укко — именем общефинноугорского божества. Его представляли в виде старика с седой бородой (недаром он именовался Эйке, а также Ванем — «Старик», Таеватаат — «Небесный дед»), в голубом плаще (символ туч), разъезжающего на колеснице по каменной небесной дороге. Основной атрибут Укко — молния, ее символизировало оружие громовника — топор (иногда каменный), палица или меч. Золотой палицей-молнией он ударял по дереву, высекая огонь. Иногда Укко приписывались каменные «громовые когти», напоминающие архаичный миф о птице-громовержце. Этими когтями он высек огонь, который на земле достался герою Вяйнямёйнену. Укко катает небесные камни, отчего происходит гром, и поражает громом и молнией злых духов, которые могли скрыться от него только в воде.

^{Уконкиви — «Камень Укко», скалистый островок на озере Инари в Финляндии (провинция Лапландия). Считался культовым местом финнов и саамов. Топоним напоминает о мифологической связи Укко с камнями.}

^{Daniele Aloisi / Shutterstock}

Его лук — радуга. Стрелка Укко — щепка от дерева, пораженного молнией, — считалась сильным магическим средством (вспомним о божьих стрелах в заговоре на бересте). Интересно, что черт, противник громовержца, в финском фольклоре мог носить имя Перкеле. Это имя было заимствовано финнами у соседей-балтов, называвших своего громовержца Перкунас, но бог соседнего народа превращался в беса. Такое превращение испытал Перкунас и в мифологии саамов: там Перкель также противник громовника.

Как бога-воителя Укко, «золотого короля», просили в заговорах наделить воина огненной шубой, «дать кольчугу, как рубаху», воздвигнуть каменную стену, чтобы воин мог скрыться за ней. Как «атмосферный» бог Укко выступал покровителем охотников в зимнюю пору: его вместе с Палваненом просили в заговорах присыпать землю свежим снегом, чтобы видны были заячьи следы. К нему же обращались и при охоте на медведя.

Укко — хранитель скота, помогает молоть хлеб. Святилищами Укко были рощи и камни, которым молились об излечении от болезней и о хорошем урожае. К самому богу обращались с призывом послать «с востока, запада и юга дождевые тучи», окропить из них «медом» — плодородной влагой — растущие хлеба. Агрикола писал об обрядах, посвященных древнему богу, и о семейных отношениях Укко и его жены Рауни. После сева распивали специальный кубок Укко: приносили большую чашу, которую допьяна опустошали и девушки, и женщины, после чего творилось много непотребств. Когда жена Укко ругается, бог начинает сердиться, с севера гремит гром — рычит Укко, после чего приходит хорошая погода, обеспечивающая урожай. У финских крестьян долго существовал обычай складывать угощение в берестяной короб и относить в священное урочище — на «гору Укко», чтобы летом не было засухи. Это миф о священном браке бога неба и богини земли: он призван обеспечить плодородие земли, вызвать небесный дождь. Недаром в мифологии прибалтийских финнов сохранилось представление о Матери-Земле — финской Маан-Эмойнен, эстонской Мааэма.

По-видимому, имя Рауни — ранний эпитет Укко: финское раунио значит «куча камней», а камни — атрибут Укко. Культ Укко-старика связан также с культом предков. Иногда имя Укко выступает в обращении к любому божеству и сближается со значением Юмала.

С введением христианства образ Укко стал сливаться с образом христианского громовника Ильи-пророка, а также с образом апостола Иакова (по-фински Яакко), который в Евангелии назван «сыном грома». День Иакова — 25 июля — назывался и днем Укко: этот день определял погоду на период жатвы и на всю осень. В этот день нельзя было работать, иначе молния могла попасть в дом. У ижоры праздник Укко сливался с Ильиным днем, днем пророка Ильи (20 июля), — тогда варили пиво, чтобы пошел плодородный дождь.

Но главным героем финской и карельской мифологии стал не Укко, а другой старец — Вяйнямёйнен (в некоторых рунах обозначение старца Укко оказывается эпитетом Вяйнямёйнена). Его образ донесли эпические песни — руны, — недаром у Агриколы он назван творцом песнопений.

Согласно эпическим рунам, герои Калевы родились от чудесного зачатия. Девушка Иро расчесывала волосы на берегу большого моря. Ее гребень упал в море. Иро долго искала свой гребень, но нашла лишь три волоска. По поверьям, нельзя было выбрасывать или сжигать волосы — это могло привести к порче. Иро положила находку за щеку и от этого зачала. У нее родились три сына, и дева решила не носить их к попу, а сама дала им имена. В некоторых рунах дети сами придумывают себе прозвания. Первого прозвали Вяйнямёйненом (Вяйнямёйни, Вяйне), второго — Ёукахайненом, третьего — Ильмариненом.

^{Статуя Вяйнямёйнена в Хельсинки.}

^{Videowokart / Shutterstock}

^{Вяйнямёйнен с кантеле. Скульптура Карла Сьёстранда. 1857 г.}

^{Väinämöinen, 1857. Carl Eneas Sjöstrand. Фотография: Finnish National Gallery / Henri Tuomi}

Чудесное зачатие в мифах означает, что речь идет о первоначальных временах творения (хотя рунопевцу известен обычай крещения детей у попа), когда у праматери не было супруга — она сама родила первых людей. Недаром в других рунах мудрый старец Вяйнямёйнен, чародей и шаман, — первое существо, обитатель Мирового океана. Он был рожден некоей воздушной девой Ильматар. На колене Вяйнямёйнена, торчащем из воды, птица снесла яйцо, из которого Вяйнямёйнен своими заклинаниями сотворил мир.

Певческое искусство Вяйнямёйнена — искусство заклинателя. Его песнопениями не только сотворен мир, без них «исчезнет в мире радость» и даже скот станет бесплоден. Вяйнямёйнен создал земной рельеф — скалы, рифы, выкопал рыбные озера.

Добывание огня

В некоторых рунах Вяйнямёйнен сам добыл огонь: высек первую искру из своего ногтя или при помощи кремня и трута. Но «огненная рыба» — лосось — поглотила искру (недаром ее именуют также «красной рыбой»). Вяйнямёйнену пришлось вновь добывать огонь из чрева огненной рыбы, изготовив первую в мире сеть для рыбной ловли.

Искра выскальзывает с верхнего неба вниз и через дымоход попадает на землю и в колыбель младенца, опаляя грудь матери. Та спасает свою жизнь и заговаривает пламя — опускает искру в море (или заматывает в клубок и опускает в Туонелу). Тогда море (или река Туонелы) закипает — волны поднимаются выше елей. Сиг глотает искру и начинает мучиться от жжения, но его самого глотает щука, а ту — красная семга. На земле тем временем продолжает бушевать пламя. Его не было лишь за «амбаром Ахти» — хозяина водной стихии и покровителя рыболовства. «Амбар Ахти» — это море, где выкопали змею — «червяка Туони» (рожденного, как мы помним, от плевка Сюэятар в море) — и сожгли ее. Из посеянного пепла вырос лен, который стали вымачивать в воде и делать из него нити. Из них была создана сеть, которую закинул в море Вяйнямёйнен, взяв ее в железные рукавицы, чтобы не обжечься об огненную рыбу. Мудрый рыболов вновь добывает искру, которую приручает: помещает в колыбель и пестует, как младенца. Чтобы уменьшить силу огня, из Похьёлы призывают «ледяную деву стужи» (она приносит и медные рукавицы Вяйнямёйнену), а чтобы обезопасить людей от ожогов, отправляют пчелу за целебной мазью.

В некоторых заговорах Вяйнямёйнен, Ильмаринен или громовник Пикемойнен добывают огонь без кремня, но при помощи цветастых змей: змеи здесь — это метафора, обозначающая молнии.

Строительство первой лодки

Культурные деяния Вяйнямёйнена не только трудовой подвиг, но и магическое действо: он выбирает дерево для строительства лодки, испрашивая у дуба, согласен ли тот стать остовом будущего судна. Дуб соглашается лечь в сани, если из него построят боевую ладью. Чтобы закончить строительство первой лодки, Вяйнямёйнену не хватает трех магических слов (иногда — инструмента). Он выведывает их в загробном мире — Туонеле, куда пробирается по лезвиям секир, мечей и остриям иголок или с помощью великана Випунена, пробудив того от мертвого сна. Випунен — древний великан начальных времен, ему доступна тайная мудрость — тысяча заклятий, но он давно уже умер и пребывает в Туонеле, на подбородке его выросла ольха, на зубах — сосны.

Вяйнямёйнен или сам проникает в утробу Випунена, или тот его проглатывает, но великан не хочет раскрывать тайных знаний. Тогда Вяйнямёйнен строит там кузницу, выковывает шест, которым ранит внутренности Випунена и распирает его пасть, или делает прямо в утробе первую лодку и три дня плавает по его «жилам». Испытывающий муки великан вынужден поделиться своими знаниями с Вяйнямёйненом. Вяйнямёйнен выбирается из утробы, исполненный мудрости Випунена. Проникнув живым в Туонелу, Вяйнямёйнен обманывает стражей загробного мира — дочерей Туони — и ускользает с того света, приняв облик змеи.

Заговор, останавливающий кровь

Специальные руны повествуют о том, как Вяйнямёйнен, вытесывая первую лодку, ранит колено или палец железом — Хийси (Лемпо) направил топор против героя. Тогда заклинатель произносит заговор, от которого останавливаются реки и ручейки — «подобное происходит с подобным», поэтому по симпатическим законам магии всё, что течет, тоже должно остановиться, чтобы кровь не бежала из раны.

Вяйнямёйнен напоминает железу о том, что оно не было «таким великим», чтобы ранить человека, когда его доставали из болота. Он рассказывает руну о происхождении железа: по архаичным представлениям, чтобы устранить следствие несчастья, нужно было поведать о его причине — начале. Железо, добываемое из земли, не может ранить человека, ведь он брат железа, такой же ребенок матери-земли.

Специальный стихотворный заговор о ране Вяйнямёйнена исполнялся для того, чтобы остановить кровь: в нем рассказывалось не только о происхождении железа, но и о том, как раненый Вяйне отправился искать знахаря. Он не нашел его в нижнем и среднем доме, лишь в верхнем — на небесах — старуха смогла заклясть кровь, ведь она не речка, чтобы течь по земле. Знахарка (в некоторых рунах — сама Дева Мария) обратилась к пчеле, чтобы та принесла целебных мазей.

Создание кантеле

^{Вяйнямёйнен и гигантская щука. Аксели Галлен-Каллела. 1904 г.}

^{Suuri hauki, 1904. Ateneum Art Museum. Фотография: Finnish National Gallery / Hannu Pakarinen}

Лодка Вяйнямёйнена сетует, что герой не использует ее для славных дел. Тот снаряжает дружину гребцов и отправляется в море. Там лодка застревает в хребте огромной щуки или лосося. Герой убивает мечом чудовище и создает из хребта или зубов струнный музыкальный инструмент — кантеле. Для струн берут волосы Хийси или коня. В некоторых рунах певец делает кантеле после неудачной рыбной ловли, когда он пытается выловить упущенную им деву Велламо, а выуживает лишь череп щуки, из которого мастерит чудесный инструмент. Иногда кантеле изготовляет кузнец Ильмаринен. Играть на кантеле пробует Ёукахайнен — извечный молодой соперник Вяйнямёйнена, но его игра не приносит веселья. Когда кантеле берет в руки Вяйнямёйнен, его игру и пение слушают зачарованные звери и птицы, хозяйка воды и хозяйка леса — даже скалы сдвинулись с места. Не удается Вяйнямёйнену лишь выманить из воды приглянувшуюся ему деву.

^{Кантеле. Современная реплика.}

^{Zbynek1 / Shutterstock}

Миф о кантеле напоминает распространенные мифы о музыкальном инструменте, который был создан из костей погибшей девушки — из ее волос сплели струны; иногда из ее тела вырастает поющее дерево, тростник и т. п. Вместе с тем певческое искусство связано с жертвоприношением хтонического или первобытного существа. Руны сохранили сюжет о том, как кантеле было создано из рогов жертвенного животного — лося, бегущего из земли Хийси, что напоминает нам о небесной охоте. В ижорской руне некая девица тяжелым трудом заработала зерна ячменя на посев, но тот ячмень стал травить дикий баран. Баран был пойман, и из его рогов кузнец сделал кантеле. Овладеть игрой на нем смог лишь слепой старец, которого заслушался весь мир.

^{Рунопевица с кантеле на картине Альберта Эдельфельда. 1893 г.}

^{Larin Paraske, 1893. Ateneum Art Museum. Фотография: Finnish National Gallery / Hannu Pakarinen}

^{Музыкальный инструмент хантов.}

^{The National Museum of Finland}

Исследовательница культуры обских угров — хантов и манси — этнограф З. П. Соколова обратила внимание на то, что у этих народов есть схожий музыкальный инструмент, чье название означает «любимое богом пятиструнное дерево». Сама форма инструмента напоминает лодку, а детали его корпуса склеивались рыбьим клеем. Все это перекликается с сюжетом о создании Вяйнямёйненом чудесного кантеле. В карельских рунах рассказывается, как кузнец Ильмаринен хочет срубить дерево для того, чтобы сделать кантеле. Но дерево не готово быть срубленным: на его корнях лежит черная змея, а в ветвях поет гриф. Лишь когда на ветвях кукует золотая кукушка, а у корней спит прекрасная дева — только тогда оно готово. Дерево, из которого делают чудесный инструмент, — мировое древо. Волшебный певец, как шаман, черпает вдохновение во всех мирах, а чудесное кантеле напоминает шаманский бубен — оно воплощает мировое древо.

Неудачная женитьба Вяйнямёйнена

^{Вяйнямёйнен пытается поймать Велламо. Аксели Галлен-Каллела, триптих, 1890 г.}

^{Aino Myth, triptych, 1891. Ateneum Art Museum. Фотография: Finnish National Gallery / Hannu Aaltonen}

Романтический миф повествует о деве-лососе Велламо. Вяйнямёйнен ловит чудесную рыбу, дивится ее необычному виду и хочет приготовить ее на обед, поэтому просит у самого Укко золотой нож для разделки добычи. Но лосось вырывается и оказывается русалкой Велламо, дочерью Ахти. Из волн она упрекает рыбака в неразумности, ведь она хотела стать его женой, а не быть съеденной. Вяйнямёйнен безуспешно пытается снова поймать Велламо. Но напрасно просит он Ильмаринена выковать ему грабли «в двести сажен», чтобы добыть деву со дна морского: ими он достает лишь кости или череп щуки, из которых мастерит чудесное кантеле.

В одной из карельских рун после неудачной рыбной ловли отчаявшийся Вяйнямёйнен упал в воду, где девять лет творил подводные скалы и устраивал отмели. Потом он выставил на поверхность колено, которое заметила утка, снесшая на «острове» семь железных яиц. Из них и возник весь свет. Рассказ о неудачной женитьбе предшествует здесь мифу о сотворении мира.

Возможно, миф о Велламо восходит к древним тотемическим мифам о женитьбе героя на хозяйке животных. Вспомним медвежью свадьбу в финно-угорском фольклоре.

Вяйнямёйнен и Ильмаринен освобождают луну и солнце из Похьёлы

Игра Вяйнямёйнена на кантеле заставляет даже месяц и солнце спуститься с небес на вершину сосны. Тут их и хватает хозяйка Похьёлы. Она скрывает месяц в пестрый камень, а солнце — внутри стальной скалы и замыкает их там заклинаниями. В Калевале и даже на небе, у престола Укко, наступает темнота: не растет хлеб, не плодится скот. Народ просит кузнеца сковать им новые светила. Тот кует из золота солнце, из серебра — месяц, вешает их на сосну и ель, но искусственные светила не греют и не светят.

Тогда Вяйнямёйнен начинает гадать — бросать жребий из ольховой щепки, — куда делись светила. Жребий указывает, что солнце скрыто в скале Похьёлы. Три дня шагал герой до ворот Похьёлы. Дойдя до реки преисподней, он кричит сыновьям Похьёлы, чтобы они дали ему лодку. Но они отвечают, что у них нет свободной лодки: живым нельзя в преисподнюю.

Вяйнямёйнен превращается в щуку, чтобы переплыть поток, разделяющий мир людей и Похьёлу. Там героя встречают сыны Похьёлы, и ему приходится сражаться с ними, пока он не добирается до острова, где под березой в скале скрыты светила. Мечом он пишет магические знаки на облаке, и камень раскалывается. Внутри скалы Вяйнямёйнен убивает змей, стерегущих запоры, но не может открыть замки: у него нет ключей и его заклинания бессильны. Тогда он возвращается к своему помощнику — чудесному кузнецу Ильмаринену и просит его выковать ключи и отмычки. Тот принимается за работу. Лоухи, хозяйка Похьёлы, чует недоброе и в облике ястреба подлетает к кузнице узнать, что кует кузнец. Ильмаринен отвечает, что кует ошейник для Лоухи, чтобы приковать ее к подножию скалы. Испуганная хозяйка Похьёлы сама возвращает на небо месяц и солнце и уже в облике голубки сообщает об этом героям.

Космогонические мифы прибалтийско-финских народов позволяют предположить, что хозяйка Похьёлы не была похитительницей светил, ведь они изначально пребывали в ином мире — на дне Мирового океана, куда упало чудесное яйцо. Оттуда их добывают чудесная птица и герой-кузнец. В ижорских рунах сохранился миф о древних временах, когда:

В те времена все было «наоборот»: «из реки дрова палили, суп из родника хлебали, заячью капусту ели». Тогда кузнец Инкеройнен (т. е. ижорец), дочь кузнеца, сам Юмала — Бог, Дева Мария, «сын Божий» или иной герой отправляется искать светила (в одной руне сам Вяйнямёйнен рассказывает герою о том, где они спрятаны — на северной стороне моря). Герой находит их в Похьёле (или Хийтоле) — в ивовом кустарнике или березняке, под крышей гумна или в амбаре, — усыпляет народ Похьёлы или стражей, стерегущих светила, при помощи «сонного клубка», выносит светила, «держа месяц цветком в руке», а солнце ставит на голову. Его преследуют хозяева похищенных светил, но герой уходит от погони благодаря чудесным предметам, которые он прихватил. Из брошенного им кремня вырастает гора, щетка становится непроходимым лесом, кувшин — глубокой рекой. Герой развешивает добытые светила на дереве. Сначала они светят лишь богатым, но божий сын их перевесил, и они стали светить всем людям. Эти потешные руны изображают «мир наизнанку», сказочное бегство героя, схожее с бегством детей от Бабы-яги. Но рунические небылицы напоминают и о самом серьезном, что есть в мифологии, — о сотворении мира, первобытном хаосе. Из хаоса необходимо сотворить космос, разместив светила на мировом древе.

Обращает на себя внимание то, что «кователь небес» Ильмаринен не в состоянии выковать новые светила (как он оказался не в состоянии и выковать себе жену — о чем еще пойдет речь). Эпоха творения закончена — эпический и культурный герой может создавать лишь блага культуры, но не может вновь сотворить свет.

Сам Вяйнямёйнен похищает источник изобилия — сампо, в котором иногда оказываются скрыты солнце и месяц, — у жителей Похьёлы. Он усыпляет их с помощью кантеле (иногда применяет «усыпительные иголки» или уговаривает солнце светить жарче) и отплывает с сопровождающими его героями (Ёукахайненом, Ильмариненом и другими) на лодке.

Вяйнямёйнен и Ёукахайнен

Мудрый старец Вяйнямёйнен противопоставляется в карело-финских рунах молодому самоуверенному герою-неудачнику Ёукахайнену (Ёукахайни, Ёугамойни, Ёугамойне). В карельских рунах Ёукахайнен (он может быть родом из России или Швеции, иногда изображается узкоглазым чужаком — саамом) едет состязаться со старцем в пении и мудрости. Их сани сталкиваются в дороге, и уступить путь должен мудрейший. Ёукахайнен выдает себя за мудреца времен творения мира:

Но настоящий демиург Вяйнямёйнен, который выкопал ямы рыбам и сделал небесный свод, загоняет хвастуна в болото песней-заклинанием, от которой затряслась земля и задрожали горы (в «Калевале» Ёукахайнен даже каменеет, как первобытный великан). Он выпускает неудачника оттуда лишь после того, как Ёукахайнен дает выкуп — не золото и не коней, которых много у самого Вяйнямёйнена, а свою сестру в жены.

^{Ёукохайнен. Аксели Галлен-Каллела, 1903 г.}

^{Joukahaisen kosto (Joukahainen vaanimassa), 1903. Ateneum Art Museum. Фотография: Finnish National Gallery / Hannu Aaltonen}

Вяйнямёйнен также выступает соперником другого героя — кузнеца Ильмаринена — во время их сватовства в Похьёле. Хозяйка Похьёлы дает женихам трудные задания: достать звезду с неба, вспахать змеиное поле, свернуть руками в клубок змей, выловить черную щуку из реки Туонелы. Вяйнямёйнен со всем справляется, используя свои магические способности, и уводит невесту Ильмаринена после брачных испытаний.

Ильмаринен не оставляет попыток обойти соперника — он кует себе невесту из золота и серебра. Но драгоценная дева не радует творца: он мерзнет с ней в постели.

Уход Вяйнямёйнена

В конце концов у мудрого старца находится достойный соперник. Карельские руны повествуют о чудесном рождении юного героя, которого дева понесла от съеденной лесной ягодки. Когда настала пора роженице идти в баню — рожать, чтобы ребенка приняли в род после этого необходимого ритуала, Вяйнямёйнен почуял недоброе. Старец сказал, что младенца лучше было бы убить. Тут и случилось чудо. Полумесячный младенец Калева заговорил и упрекнул Вяйнямёйнена, ведь тому прощались и большие проступки: Калева обвинил старца в том, что он обесчестил собственную мать. Народ нарекает чудесного младенца царем леса (Метсолы) и стражем денежной горы. Оскорбленный же Вяйнямёйнен уплывает прочь в своей лодке, предрекая, что вернется сюда умирать.

Сказанные чудесным младенцем слова не просто оскорбление: это магическое заклинание, лишающее старца сил. Вспомним, что и сам Вяйнямёйнен родился от девы после чудесного зачатия.

В рунах говорится также, что чудесного младенца крестят — новая религия приходит на место старым культам и заклинаниям Вяйнямёйнена. В Карелии сохранилась легенда о соперничестве христианского Бога и Вяйнямёйнена. Бог хотел убить Вяйнямёйнена, потому что тот слишком долго жил на свете и хотел стать могущественнее самого Бога. Вяйнямёйнен взмолился, чтобы Бог дал ему еще один век жизни, пока он не стопчет железных сапог. Создатель дал ему три пары, но хитрый Вяйнямёйнен не стал носить их — ходил в собственных сапогах. Когда Божьи посланцы вновь пришли по душу Вяйнямёйнена, то увидели, что сапоги не сношены. Бог разгневался и проклял старца: «Пусть душа в тебе сидит, пока вселенная стоит!» — и изгнал его с земли.

Вяйнямёйнен с плачем пришел в Похьёлу, но ее хозяйка отправила его еще дальше, в глотку Куримуса, в водоворот посреди Мирового океана — «в гадкую пучину моря», где он был обречен на вечное заточение.

Спутник и соперник Вяйнямёйнена Ильмаринен (Илмайллине, Илмойллине) тоже один из создателей мира в финской и карельской мифологии. Образ Ильмаринена восходит, вероятно, к финно-угорскому божеству неба, ветра, воздуха (финское ильма — «воздух, небо, погода») и родственен демиургам других традиций — марийскому Инмару и Ену у коми. Ильмаринен — «кователь небесного железа», что сближает его с небесными кузнецами других мифологий (сравните с греческим Гефестом). Он выковывает небесный свод так, что «след молота не виден, не видны следы клещей в нем», делает первый плуг, меч для героев Калевы.

Вспомним, что у ижоры сохранились руны, где кузнец оказывается истинным творцом мира. Яйца падают из гнезда ласточки-касатки в океан, та летит к кузнецу и просит, чтобы он помог добыть их или выковал из разбившихся яиц светила.

В некоторых рунах Ильмаринен замещает Вяйнямёйнена как творец: это он первым высекает пламя — таково не только происхождение огня, но и происхождение грозы в финских поверьях. Значит, Ильмаринен не просто культурный герой, создатель земных благ. Как уже говорилось, его образ восходит к общефинскому небесному божеству, которому присущи и функции громовержца.

Происхождение железа

Естественный для божественного кузнеца культурный подвиг — создание кузнечного искусства. В специальной финской руне о происхождении железа рассказывается, как дикие лесные звери — волк и медведь — на своих лапах вынесли руду из болотной топи.

^{Ильмаринен кует луну. Скульптура Виктора Рунеберга, 1866 г.}

^{Ilmarinen takoo kuuta, 1866. Ateneum Art Museum. Фотография: Finnish National Gallery / Hannu Pakarinen}

Происхождение ремесла здесь увязывается с архаическими «тотемическими» традициями — дикие звери участвуют в творении.

Но руду невозможно было подвергнуть ковке, пока некая «черная небес девица с кожей цветом словно воздух» не сцедила на землю молоко. Черные капли делали железо ковким, белые превращали его в сталь (в других рунах кроваво-красные капли — это сталь или медь). Тогда Ильмаринен (Илмоллинни) сделал кузницей свою рубаху, из шубы сотворил кузнечные меха, в молот превратил свой локоть, а колени использовал как подпорки-наковальни. Он стал ковать женские уборы, «кончики иголок женских, острия мечей геройских». Чтобы железо было «злобным» и оружие наносило смертельные раны, при ковке использовался яд черной гадюки. Далее следует знакомый нам сюжет о том, как Вяйнямёйнен, стругая лодку, поранился железом и стал добывать заговор, чтобы остановить кровь.

В некоторых рунах волшебные девы именуются Луоннотар или Сюннютар — «рождающие». Их три (они подобны девам судьбы в мифологиях разных народов — мойрам, паркам и норнам), их молоко способно излечить от всех болезней. Столь странные мифологические ассоциации между тремя девами, определяющими судьбы всего живого, железом и целебным молоком объясняются из мифологической картины мира, свойственной многим народам. Три девы, воплощающие судьбу, сидят у корней мирового древа возле источника, питающего весь мир. Они связаны с матерью-землей и ее рудоносными жилами, которые часто считаются кровью земли. Молоко этих дев так же целебно, как и само железо, — оберег против всяческой напасти и нечистой силы.

^{Мифологический сюжет о рождении железа на иллюстрации Йозефа Аланена. 1910–1912 гг.}

^{Wikimedia Commons}

Часто Ильмаринен выступает вместе с Вяйнямёйненом. В карельских рунах Вяйнямёйнен, Ильмаринен и Ёукахайнен — братья, которые родились от непорочной девицы, съевшей три ягоды. В отличие от древнего мудреца-заклинателя, добывающего культурные блага у существ иного мира, Ильмаринен своими руками выковывает чудесные предметы, даже небесный свод, но умение преобладает у него над сверхъестественными способностями. Как творец Вяйнямёйнен могущественнее Ильмаринена. Когда хозяйка Похьёлы похитила светила, Ильмаринен выковал искусственные солнце и месяц, но они не могли светить, как ни старался Ильмаринен повесить их на небе. Вяйнямёйнену пришлось добывать настоящие светила в Похьёле.

Героическое сватовство

В рунах о сватовстве в Похьёле Ильмаринен — соперник Вяйнямёйнена, который хочет опередить кузнеца и первым взять в жены красавицу из Похьёлы, которую уже сосватал Ильмаринен. Тайно Вяйнямёйнен отправляется на ладье свататься, однако девушка, стирающая на берегу, узнаёт об этом и рассказывает Ильмаринену. Тот спешит на санях в Похьёлу, но Вяйнямёйнен опережает его и успевает выполнить трудные задания хозяйки Похьёлы. При этом Вяйнямёйнен использует свои магические способности: чтобы вспахать змеиное поле, он впрягает в соху медведя или лося; при помощи Укко укрощает коня Похьёлы — небесный бог засыпает горячего жеребца снегом. Чтобы выловить гигантскую щуку к столу «свекрови», Вяйнямёйнен превращается в орла, когтит добычу в реке Туони и выносит на чудесный дуб с яблоками. В некоторых рунах Вяйнямёйнену удается похитить невесту Ильмаринена, и кузнец выковывает себе золотую деву, но не может спать с бездушной куклой.

Хозяйка Похьёлы требует, чтобы Ильмаринен выковал чудесную мельницу сампо в качестве свадебного дара, — и об этом мы еще расскажем.

В других рунах Ильмаринен, в одиночку или при помощи братьев Вяйнямёйнена и Ёукахайнена, совершает героическое сватовство к красавице — дочери Хийси, который губил всех женихов. Жена Хийси ломает по дороге хомут и полоз саней, но Ильмаринен «напевает» заклинаниями лесистые острова на море и делает новый хомут и полоз (в более архаичном варианте Ильмаринен летит в Похьёлу на гигантском орле, как шаман). Изгородь вокруг дома Хийси — из ста колов, на которые надеты головы неудачливых женихов. Лишь один кол свободен — для Ильмаринена. Но он исполняет трудные задания Хийси: «наговаривает» песнопениями озеро с рыбой, вспахивает змеиное поле (при этом Вяйнямёйнен заговаривает змеиные укусы), моется в огненной бане (ее охлаждает Вяйнямёйнен), вылавливает гигантскую рыбу к столу (в одном варианте приволакивает даже спящего бога Укко), вьет веревку из мякины. Сам он попадает в пасть к змее, рыбе (когда пересчитывает песчинки на морском дне) или к демоническим родителям невесты (отцу или матери), но выковывает в утробе врага нож и выходит оттуда живым. Отец или мать невесты погибает, и та принуждена ехать с Ильмариненом. На обратном пути Ильмаринен делает песнопениями островок на море, а на нем — железный полог для брачной ночи. Хитрая невеста просит всемогущего жениха сделать в пологе дырку, чтобы могла пролететь муха, и бежит от Ильмаринена. В некоторых рунах она ломает сани, превращается в звезду, в других — в ерша, но Ильмаринен, превратившись в щуку, ловит невесту. Наконец, в отместку он превращает несговорчивую деву в чайку, чтобы та вечно стонала у каменистых берегов и была помехой рыбакам.

Немало мифологических сюжетов связано со сватовством и подготовкой свадебного пира Ильмаринена. Так, добывание чудесной щуки героем, обратившимся в орла, напоминает сходные мотивы в свадебной поэзии, где орел — это жених, а невеста — щука (вспомним русалку Велламо). Поглощение Ильмаринена чудовищем — символ брачного испытания: в архаичных обществах переход из одного социального состояния в другое сопровождался особыми обрядами — инициациями. Считалось, что мифологический «патрон инициации» (как правило, зооморфное существо) поглощает испытуемого, а затем возвращает его к жизни уже обновленным. Такие же инициации должен был пройти шаман-знахарь (вспомним Вяйнямёйнена, ищущего магические слова в утробе Випунена).

В «Калевале» трудной задачей оказывается и варка пива: в воду кладут ячмень и хмель, но пиво никак не начинает бродить. Тогда за девять морей на луга, где растут золотая трава и серебряные цветы, посылают пчелу. Та собирает медовую росу и возвращается — от капли меда пиво начинает бродить через край. Миф о волшебной пчеле напоминает другие фольклорные мотивы, где пчела оказывается главным героем, в том числе в мордовской мифологии.

Другое трудное задание от Хийси для Ильмаринена, — сделать «золотой прогон, поставить в нем стальные колья, змеями перевязанные, чтобы головы в одну сторону смотрели». Это задание соответствует заговору, который должен оградить новобрачных от порчи:

Карелы верили, что на святки, в самые длинные новогодние ночи, когда с того света являлась нечистая сила, нужно рассказывать сказки. Каждая сказка создавала железный обруч вокруг дома, чтобы в него не проникли злые духи.

^{Деревянное корыто для варки пива.}

^{The National Museum of Finland. Этнографическая коллекция (по лицензии CC BY4.0)}

Ильмаринен и смерть

Ильмаринен победил смерть, заманив ее в железный сундук (якобы приготовленный им для отдыха) и спустив на дно моря. Люди не умирали в течение трехсот лет, но потом отыскали смерть, которая с тех пор стала появляться по ночам, чтобы не попасться очередному хитрецу. Известен сходный марийский миф о демоне смерти Азырене.

В ижорской руне миф об Ильмаринене — победителе смерти — вспоминается в связи с эпидемией чумы. Смерть приходит по болотам с «убогих полей Туони, с глухих задворок Похьёлы». Говорили, что если бы был кузнец Ильмаринен, вековечный кователь, то он запер бы смерть на пять замков в большой сундук и красивый народ Калевы жил бы без страшной чумы…

Чудесная мельница сампо

Главным эпическим подвигом кузнеца Ильмаринена стало создание мельницы сампо — источника изобилия.

В рунах история начинается с того, что злобный лапландский стрелок — «узкоглазый Лаппалайнен» — ранит Вяйнямёйнена, и он шесть лет плавает по водам. Певец молит Укко, чтобы тот послал ветер и вынес старца к берегу. Но ветер выносит Вяйнямёйнена к скале Похьёлы. Хозяйка Похьёлы спасает певца, но за свободу он должен выковать мельницу-чудесницу сампо. В некоторых рунах Вяйнямёйнен сам справляется с этой трудной задачей, получает за это жену (обещанную Ильмаринену — вспомним историю об их героическом сватовстве) и покидает Похьёлу. Затем он просит Ильмаринена выковать кантеле, возвращается в Страну Севера, усыпляет ее хозяев и похищает чудесный предмет.

Но чаще Вяйнямёйнен не владеет таким кузнечным искусством и обещает прислать Ильмаринена, чтобы тот выковал сампо. Старец является в кузницу к герою и говорит, что сосватал ему длиннокосую невесту в Похьёле. Но кузнец подозревает, что мудрый старец хочет, чтобы герой выкупил его и спас от смерти. Тогда Вяйнямёйнен песнопением создает ель с золотой вершиной, а на вершине — куницу. Ильмаринен идет смотреть на чудо и забирается на ель. Тут Вяйнямёйнен вызывает ураган, ель превращается в лодку, и кузнеца уносит в Похьёлу. Ильмаринен кует там сампо с пестрой крышкой «из пушинки лебединой, из кусочка веретенца, и из молока коровы, и из ячменя крупинки». Мельница намалывает столько хлеба, соли и денег, что хватает на еду, припасы и пиры. Кузнец получает невесту и отправляется восвояси.

^{Создание сампо. Аксели Галлен-Каллела, 1893 г.}

^{Sammon taonta, 1893. Ateneum Art Museum. Фотография: Finnish National Gallery / Hannu Aaltonen}

Вяйнямёйнен, узнав о том, что мельница выкована и в Похьёле царит изобилие, готовит корабль для поездки за чудесным предметом. Похищение сампо из Похьёлы — один из главных сюжетов финской и карельской мифологии и эпоса. Вяйнямёйнен отправляется в Похьёлу в сопровождении Ильмаринена, Ёукахайнена и других героев, усыпляет ее жителей сонными иглами или игрой на кантеле и добывает сампо из-под горы (из глубины в «девять саженей»). Для того чтобы выкорчевать корни сампо из земли, Вяйнямёйнену (или его помощнику) приходится впрячь в плуг тысячеголового быка. Он увозит мельницу на лодке, но неосторожный герой Ёукахайнен уговаривает Вяйнямёйнена запеть, и его песня будит хозяйку Севера Лоухи, которая начинает преследовать их, посадив людей Похьёлы в лодку.

^{Вяйнямёйнен сражается с Лоухи. Йозеф Аланен. 1910–1912 гг.}

^{Sammon puolustus, 1910–1912. Ateneum Art Museum. Фотография: Finnish National Gallery / Hannu Aaltonen}

Вяйнямёйнен бросил ей навстречу свой кремень, воздвиг на пути ее лодки скалу, и лодка разбивается, но Лоухи в облике орлицы настигает героев. Напрасно Вяйнямёйнен насылает туман и произносит заклинания. Своими когтями, сделанными из кос, Лоухи вцепляется в крышку сампо и не хочет делиться сокровищем. Вяйнямёйнен бьет мечом по мельнице так, что сампо разбивается. Лоухи уносит крышку, обломки чудесной мельницы тонут в море, поэтому море стало соленым. Недаром, согласно народным верованиям, море богаче, чем суша (вспомним о богатствах Ахти). Лишь часть обломков достается Вяйнямёйнену. В другом варианте часть обломков прибивает к земле: они превращаются в янтарь и влияют на урожай. В других рунах Вяйнямёйнен учреждает при помощи сохраненных им обломков земледелие — «быть здесь пашне, быть посеву» — и восстанавливает космический порядок: «быть здесь месяцу и солнцу, быть здесь звездочкам на небе».

Лемминкяйнен (Лемминкяйни, Каукомойнен, Каукомъели) — хитроумный герой-неудачник. В рунах он предстает как заклинатель, иногда даже как «сын Випунена» — первого заклинателя-шамана. Как Вяйнямёйнен и Ильмаринен, он отправляется во враждебные страны: Пяйвелу («Солнечная страна» — далекая страна в рунах), Хийтолу (страну Хийси), Лоутолу, — на пир или для сватовства, куда приходит незваным, ибо хозяевам известен его буйный нрав или слава соблазнителя девушек (даже кровосмесительная связь с собственной сестрой). Лемминкяйнен требует, чтобы мать дала ему оружие для поездки. Мать же предупреждает его об огненных преградах на пути, огненном орле на огненной березе, о волках и медведях, привязанных к воротам Пяйвелы, или изгороди из змей, предвещает Лемминкяйнену гибель. Но герой похваляется, что это не угрозы для настоящего мужчины. Правда, он вешает гребень на стену своей избы — если с ним что-нибудь случится, из гребня потечет кровь. Лемминкяйнен обманывает орла, превратившись в березовую ветвь, вместо себя подставляет деревянную куклу (череп мертвеца); пригоняет для волков отару овец; прямо через сруб, а не через ворота проникает в избу, проявляя сверхъестественные способности шамана. В чужой стране его встречают негостеприимно, подносят пиво со змеями и червями. Герой проклинает хозяйку, которая принесла пиво, та же хочет пересилить героя колдовством: она (или хозяин Пяйвелы) наколдовывает зайца, Лемминкяйнен — лисицу, хозяйка создает озеро, чтобы утопить непрошеного гостя, но тот наколдовывает огромного быка, который выпивает озеро. Наконец, хозяин вызывает Лемминкяйнена на поединок, и Лемминкяйнен убивает его. Мать советует Лемминкяйнену укрыться от мстителей, превратившись в можжевельник или щуку, но герой отказывается от этих позорящих мужчину превращений. Тогда мать советует ему отправиться на «остров женщин», где герой соблазняет сорок девушек (рассказы об островах женщин на Севере были известны еще раннесредневековым географам).

Согласно другим рунам, Лемминкяйнен заклинанием превращает скупых хозяев в золото и серебро. Не заклинает он лишь ничтожного слепого и дряхлого старца, способного только мыть посуду после пира. Тот спрашивает героя, почему он пощадил убогого. Тогда Лемминкяйнен наносит старцу страшное оскорбление: герой говорит, что в молодости тот «носил собак в утробе, лошадей всех перепортил». Оскорбленный героем слепой старец (иногда это сам Вяйнямёйнен) заклинанием поднимает из воды змею, которую вонзает ему в сердце, после чего расчленяет тело и бросает в черные воды Туони (или поражает Лемминкяйнена побегом болиголова и швыряет тело в реку Маналы; сравните со скандинавским мифом, где от ветви омелы, брошенной слепцом, погибает бог Бальдр). Умирающий герой успевает посетовать, что не узнал у матери заклинаний против змеиного укуса. Мать видит кровь, текущую из гребня (или с конька крыши), понимает, что Лемминкяйнен в беде, и отправляется на его поиски, но не может найти сына ни на суше, ни в море. В некоторых рунах Вяйнямёйнен, испугавшись угроз отчаявшейся матери, что та разрушит скрепы, держащие небосвод, признаётся, что заклинаниями отправил Лемминкяйнена в Туонелу. Тогда мать просит кузнеца сковать огромные грабли и идет в загробный мир, где вылавливает тело из Туони, собирает его по частям и вопрошает сына, сохранилась ли в нем жизнь. Тот отвечает, что его нельзя вернуть к жизни — слишком много времени провел он в царстве мертвых, и превращается в рыбу на волнах реки Туони.

^{Мать Лемминкяйнена в Туонеле. Аксели Галлен-Калела.}

^{Lemminkäisen äiti, 1897. Ateneum Art Museum. Фотография: Finnish National Gallery / Hannu Pakarinen}

Путешествие Лемминкяйнена в иные миры — Пяйвелу и Туонелу, преодоление им чудесных преград и, наконец, превращение в водах Туони в рыбу указывают на шаманское происхождение героя. Его смерть можно понимать как этиологический миф о возникновении смерти. В эстонской песне Лемминг-Лемминкяйнен должен спасти от смертельной болезни своего отца Осмо. Осмо — персонаж, известный всем прибалтийским финнам как первопредок: из его костей сделана некая чудесная изба, которая упоминается в заговорах и свадебной поэзии, где готовится пир (Осмотар в рунах — хозяйка, которая варит пиво). Осмо, прикованный к постели, напоминает Випунена (сыном которого именуется Лемминкяйнен в некоторых рунах). Чтобы излечить отца, Лемминг должен выловить в море чудесную рыбу. Исследователи шаманизма считают, что Осмо сам был первым шаманом: во время шаманского путешествия душа его отправилась в воду в виде рыбы и не смогла вернуться в недвижимое тело. Чтобы оживить отца, Лемминг отправился на поиски его души.

В «Калевале» Лённрота представлен более оптимистичный вариант мифа о Лемминкяйнене в Манале. Мать по частям собирает его тело, но оживить не может. Она обращается к «птичке меда, божьей пчелке», чтобы добыла в лугах Метсолы и Тапиолы живительного меду. Но земной мед тоже не может оживить героя. Тогда мать посылает пчелку за девять морей, но и этот мед не пробуждает мертвого. Тогда мать просит лететь пчелу вверх — «выше месяца за солнце»: там, «в погребе у бога», «в золотых котлах богатых», хранится чудодейственный мед. Им утоляет боль сам творец мира. Мать смазывает раны сына волшебной мазью, и Лемминкяйнен оживает.

Согласно рунам, род Куллерво, сына Калерво или самого Калевы, был истреблен братом Калерво — Унтамо. В одной руне Калерво и Унтамо — братья: они родились из пня, расколовшегося во время распашки поля неким слабосильным пахарем (вариант мифа о происхождении людей из дерева). Калерво был мягок нравом, но посеял овес возле усадьбы Унтамо. Черная овца Унтамо съела овес Калерво, а собака Калерво загрызла овечку. Из-за этого началась вражда. Разъярившийся Унтамо создал войско из своих пальцев и послал солдат истребить род Калерво.

Уцелел, несмотря на все усилия врагов, лишь один Куллерво, который не горел в огне и не тонул в воде. Враги не знали, куда деть мальчика, и сделали его пастухом — отправили подальше в лес. В других рунах подросший Куллерво нанимается батраком или попадает в рабство к своим врагам: его хозяйкой оказывается злобная Сюэятар. Куллерво хоть и богатырь, но работник неумелый. Сначала раба посылают грести, упрекают в немощности, и Куллерво гребет с такой силой, что ломает лодку хозяев. Затем он рвет сети, а рыбаков сбрасывает в море, сжигает люльку ребенка, которого ему велели накормить. Раба посылают на подсеку, и здесь он проявляет свой богатырский нрав: силой голоса расчищает лес. Тогда хозяйка велит Куллерво пасти ее стадо и запекает камень в хлеб пастуха. Тот ломает о камень свой любимый нож. В отместку он превращает стадо в волков и медведей. Хозяйка отправляется доить коров, и медведи ее разрывают.

Деяния Куллерво типичны для фольклорного юного неистового героя, который не знает, куда ему применить силы, и крушит все на своем пути. Но Куллерво — герой-мститель, и его разрушительные «подвиги» направлены на отмщение роду того, кто убил его отца. Один из «подвигов» Куллерво связан с его сверхъестественными способностями: пастух приводит домой стадо диких зверей. Пастух у разных народов считается одновременно убогим и наделенным чудесными способностями — у финно-угров он слыл ведуном, обладающим тайными знаниями. Действительно, жизнь пастуха протекала между домом и лесом, он был связан с лесными духами и умел сберечь от них скот.

Дурные деяния Куллерво (иногда — Лемминкяйнена) в рунах завершаются трагедией: герой насильно овладевает приглянувшейся ему девушкой и потом узнаёт в ней свою сестру. Инцест — страшный грех в родовом обществе, в том числе для Куллерво, который выступал защитником рода и родовой чести. Несчастная девушка бросается в воду, где становится «сестрой сигам». Куллерво отправляется на ее поиски в царство водяного Ахти и там погибает.

^{Куллерво произносит заклятие. Аксели Галлен-Каллела. 1850 г.}

^{Kullervon kirous, 1899. Ateneum Art Museum. Фотография: Finnish National Gallery / Hannu Pakarinen}

Карельская сказка о злой волшебнице сохраняет черты древнего мифа о чудесной женитьбе. Однажды жили старик со старухой, и был у них сын. Но старуха умерла, и старик женился на Сюэятар, взяв в дом и ее дочь. Сын старика увидел как-то в лесу дев-лебедей, которые сбросили свои лебединые одежды, чтобы искупаться в озере. Он похитил одежду одной из дев, и та обещала в обмен на одеяние стать его невестой. Парень согласился и на следующее утро пошел в лес за чудесной подругой. Коварная Сюэятар отправила за ним свою дочь, и, когда к берегу пристали три корабля, та воткнула парню сонные иголки в уши. Корабельщики, прибывшие с богатым приданым, не смогли добудиться жениха, но оставили ему письмо, чтобы наутро он ждал их снова.

Но история опять повторилась, и на третье утро, когда уже на девяти кораблях прибыла сама невеста, одурманенный жених проспал свое счастье. Тогда он сам отправился на ее поиски. По дороге он встретил трех животных — оленя, утку и орла — и пощадил их, ведь они обещали ему пригодиться. Узнал от волшебной помощницы-старухи, что невеста его за девятью морями. Туда его и перенес орел. Но чтобы получить спрятавшуюся девушку, необходимо было добыть каменное яйцо. Утка подняла яйцо, но невеста скрылась вновь. Жених догнал ее на олене, но та бросилась в озеро, где ее настигла щука, которая принесла добычу к жениху. Так герой получил свою невесту.

В более пространной финской сказке девушки имеют скромное утиное одеяние, а злобная волшебница не названа по имени, зато рассказывается, что она поднимается из моря, враждебной людям стихии, где Сюэятар породила змей. Колдунья сама втыкает сонные иглы в уши доверчивому юноше, но тот в поисках своей невесты также спасает некую огромную птицу, лисят, волчат, медвежат и щуку. Звери помогают ему справиться с трудными заданиями: лиса, волчица и медведица сгоняют разбежавшийся табун лошадей, принадлежащих знающей путь колдунье (еще одна Баба-яга встретилась жениху на пути за девять морей). Жених выбирает в табуне волшебного коня, который и приносит его к чудесной помощнице. Та поведала парню, что любовь его девицы спрятана в яйце, заключенном в камне на острове среди океана. Конь переносит жениха на остров и разбивает камень, но яйцо укатывается в море. Тут щука достает яйцо — с ним жених и возвращается к своей помощнице. Та готовит окрошку из яйца и дает волшебное зелье девице. Так влюбленные соединяются.

Волшебный предмет на острове среди океана — типичный атрибут заговора и волшебной сказки: вспомним Кощееву смерть в яйце. Колдунья при помощи чудесного яйца производит «присушку»: заставляет девушку вновь полюбить своего непутевого жениха. Чтобы добыть чудесную жену, герою необходимы волшебные помощники-звери. Ясно, что в мифе, который передает волшебная сказка, речь шла не просто о волшебных помощниках, а о шаманских духах или превращениях, которые позволяли жениху добыть невесту (может быть, мифическую первую невесту — вспомним рожденную из яйца деву Суометар) в ином мире — за девятью морями. Недаром и в заговоре-обереге молодоженов также упоминается огромная птица — орел, который «земли крылом касался, а другим касался неба». Под крыльями орла — «героев сотня, тысяча мужчин на перьях». Они вооружены ружьями и мечами, а возглавляет их сам Ильемойллине — Ильмаринен.

В современных рассказах о чудесах герои древних времен видятся великанами. В прибалтийско-финском фольклоре они именовались калеванпойками — сыновьями Калевы. Сам Калева — мифический богатырь: Сириус — его звезда, созвездие Ориона — меч Калевы. В русских былинах сыновья Калевы именовались Колывановичами.

^{Расчистка поля перед пахотой. Фотография И. К. Инха. Финляндия, 1893 г.}

^{Wikimedia Commons}

Еще Агрикола в XVI веке рассказал о главном деянии сыновей Калевы: они косили луг. То была великанская косьба — во время покоса сыновья Калевы расчищали целые равнины, создавая современный рельеф — вспомним, что его творил и сам Вяйнямёйнен. В одной из карельских рун сын Калевы, хоть и был ростом с пядь отца, расчищая поле от деревьев под пожог (для выжигания кустарников и пней перед пахотой), одним ударом топора срубал пять деревьев. Деревья валятся повсюду, где слышен звук его богатырского голоса.

В одной легенде рассказывается, как слабосильный старик рубил подсеку. Он устал, и к старику подошел сын Калевы, чтобы наняться в батраки. Старику нечем было ему платить, но тот сказал, что удовольствуется одним обедом. Тут батрак продемонстрировал великанский аппетит и за день съел все запасы, а к работе не приступал — только точил свой топор. Старик уже начал жаловаться на судьбу, ведь наступала темнота. Но тут работник поднялся и срубил одно дерево. Весь лес тут же повалился до тех пределов, где слышен был звук его топора.

Каменные кучи в поздних преданиях считались результатом великанской игры: сыновья Калевы перебрасывались камнями, как мячами. В действительности такие кучи складывали в древности, чтобы освободить луг или поле для запашки. Большие камни или скалы именовались оселками сыновей Калевы, которыми они точили косы, или грузилами, которые те привешивали к великанским рыболовным сетям. Большие каменные насыпи — курганы — это могилы сыновей Калевы или остатки их «церквей», руины средневековых замков — их жилища.

Но в мифах великаны древних времен — навсегда исчезнувшее поколение героев. Они жили в мифоэпическое время — до появления обычных людей и истинной, христианской, религии. Великаны — люди первобытной эпохи, не знавшей настоящей культуры, прежде всего пашенного земледелия. Появление простых людей — пахарей — удивляет и пугает их. Рассказывают, что великанская дочка заметила однажды пахаря, шедшего за упряжкой быков, и взяла его вместе с быками, как игрушку, домой. Ее родители увидели в появлении пахарей предзнаменование своей гибели. Иногда, как и хийси, сыновья Калевы разрушают церкви. В фольклоре сыны Калевы могут ассоциироваться с хийси и злобными троллями как противники христианства: они боятся колокольного звона и исчезают с распространением этой религии (вспомним о негативном отношении к Куллерво, сыну Калевы).

По одной из легенд об уходе великанов, люди призвали сразу девять священников, чтобы они читали молитвы. Великаны шагнули далеко на морской мыс. Но и там их настигли заклинания. Тогда они подняли паруса и уплыли прочь на плоских красных камнях.