Революционная Россия и военный вопрос: от Севастополя до Цусимы

Глава VIII «Солдаты - тот же рабочий, тот же крестьянин...». Военный вопрос в идейных концепциях российских социал-демократов

На фоне интенсивного индустриального развития конца XIX в. и связанных с ним социальных процессов все большую популярность и влияние в России приобретал марксизм, давший начало новому направлению общественного-политического движения - социал-демократии. Его представители, ставившие своей целью радикальное преобразование общества на социалистических началах, не оставляли без внимания вопросы о месте обороны в жизни государства, роли армии в условиях развертывания массового революционного движения, вооруженной борьбе как средству достижения политического результата.

Одним из ведущих положений в системе взглядов социал-демократов - марксистов - являлось представление о Российской империи как военно-бюрократическом государстве, существующем исключительно благодаря военному и полицейскому насилию[547]. Поэтому в целенаправленной критике

Георгий Валентинович Плеханов

самодержавия и буржуазии, которую вели социал-демократы, военный вопрос представлял заметное направление. Разоблачая милитаристскую сущность монархии, один из основоположников социал-демократии в российском революционном движении Г.В. Плеханов писал, что императоры «традиционно ищут в казарме разрешение общественных вопросов», чтобы скрыть свою «старческую дряхлость и почти полную беспомощность»[548]. Таковым символом реакции он считал Николая I, которого называл «царем солдат», сумевшего силой сдерживать «всякое прогрессивное развитие»[549]. Прошедшие в России реформы и перемены не изменили военной сущности самодержавия. В качестве наиболее очевидных ее признаков Г.В. Плеханов указывал на засилье генералов в государственном управлении России и на представление власть имущих, что «храбрый генерал непременно должен быть мудрым правителем». Примером тому он считал миссию пользовавшегося «неслыханными полномочиями» М.Т. Лорис-Меликова, чьи проекты реформ оказались «низкопробным политическим шулерством»[550].

В эксплуататорском государстве внутренняя функция вооруженных сил не менее важна, чем внешняя, и состоит в их использовании для подавления собственного народа. Роль царской армии в усмирении народного недовольства в ряде работ рубежа веков подчеркивал В.И. Ленин. Характеризуя положение крестьянства, он писал: «Без помощи войска, без истязаний и расстреливаний никогда не могли бы дворянские комитеты так нагло ограбить крестьян, как они сделали это во время освобождения от крепостной зависимости»[551]. Однако, по мысли В.И. Ленина, наиболее часто прибегать правящие круги к карательной функции армии заставляло стремительно растущее движение рабочих: «На мирных рабочих, восставших за свои права, защищавших себя от произвола фабрикантов, обрушилась вся сила государственной власти, с полицией и войском»[552]; «Солдатам приказывают даже стрелять в рабочих, и когда они убивают безоружных рабочих, стреляя в спину

Владимир Ильич Ульянов (Ленин)

убегающим, то сам царь посылает свою благодарность войску»[553]. Исход противостояния изначально был не в пользу протестующих, но поражение безоружной толпы имело и положительное влияние на развитие революционного движения: «Они [рабочие] поняли, кто их настоящий враг, когда на них, не нарушающих закона и порядка, точно на неприятелей, послали войско и полицию»[554]. Среди пролетариата происходит осознание того, что улучшения своего положения невозможно добиться только забастовками, необходима «борьба всего рабочего класса за освобождение всех трудящихся»[555].

Российская империя, объединяющая огромные территории с многонациональным населением, использует армию, в частности, для подавления национального движения. Г.В. Плеханов, обращаясь к русскому и польскому пролетариату, разъяснял, что «царь легко может обратить против русского народа всех тех солдат и всех тех чиновников, которые привыкли бить, грабить и разбойничать в завоеванных землях», что «притеснение собственного народа» сопровождается эксплуатацией и подвластных империи народов, в том числе поляков[556]. Близким по смыслу было воззвание «Протест финляндского народа», опубликованное в «Искре»: «Мы всё еще терпим у себя правительство... пользующееся русскими войсками для насильственного посягательства на чужую свободу!»[557].

Факты вооруженного подавления рабочих протестов находили отражение в пропагандистских материалах. Так, воззвание киевского рабочего комитета 1898 г. гласило, что рост движения пролетариата за свое освобождение вызвал усиление военно-репрессивных мер: «Против рабочих, на помощь капиталистам, царское правительство высылает полицию, жандармов и войска»[558]. В прокламации 1899 г., призывавшей пролетариат к сотрудничеству с партийной ячейкой в Екатеринославе, разъяснялось: «Как же поступила полиция и жандармы с нашими товарищами (железнодорожными рабочими. - И. Гр., А.Р.), когда те стали отстаивать свои интересы? Окружив их, безоружных, штыками нескольких рот солдат, поодиночке выводили их из мастерских, направляя против одного целый лес штыков»[559]. Листовка петербургского партийного комитета 1903 г. объясняла участие солдат в подавлении народных выступлений обманом со стороны властей и командования. Рядовым «говорят, будто смута идет от внутренних врагов, будто бунтари хотят вернуть крепостное право и ехать на крестьянской шее; будто бунтари хотят отдать Россию англичанам». Поэтому задача прокламации - политическое просвещение солдат, которое приведет их к пониманию единства с борющимся пролетариатом и крестьянством[560].

Социал-демократы особо подчеркивали, что враждебный простому народу аппарат государственного насилия создается и содержится за счет трудящихся. Характерна позиция Г.В. Плеханова, высказанная в предисловии к изданию брошюры «Кто чем живет?» польского социалиста С. Дикштейна: «Для содержания войск нужны деньги, а деньги берутся опять-таки с крестьян и рабочих. То, что выгодно царю и чиновникам, приносит один только убыток рабочему народу»[561]. Ю.О. Мартов, характеризуя развитие страны во второй половине XIX в., признавал военную мощь самодержавия, благодаря чему «Российская империя стала сильнейшей державой, которую боится весь мир». Но «все это величие», по его мнению, «покоится на гнилом основании», лежит тяжким бременем на социальных низах[562].

Юлий Осипович Мартов

Лидеры российской социал-демократии хорошо понимали то выдающееся значение, которое военный вопрос имел в практике революционного движения и борьбы рабочего класса. В.И. Ленин подчеркивал: «Ни один социал-демократ, знакомый хоть сколько-нибудь с историей, учившийся у великого знатока этого дела Энгельса, не сомневался никогда в громадном значении военных знаний, в громадной важности военной техники и военной организации, как орудия, которым пользуются массы народа и классы народа для решения великих исторических столкновений»[563]. В течение пореформенных десятилетий вместе с обликом вооруженных сил заметно изменилось его восприятие радикальной средой. Армия, комплектуемая на основе всеобщей воинской повинности, более не представлялась революционерам только послушным орудием царизма. Социал-демократы, строившие социальный анализ на основе классового принципа, связывали армию в первую очередь с солдатской массой, которую составляли крестьяне и рабочие, представители трудящегося и эксплуатируемого народа. Объектом подавления и эксплуатации они оставались и во время воинской службы. Жестокое отношение к нижним чинам, «муштровку солдат» В.И. Ленин считал одним из «проявлений полицейского гнета», по-своему способствующего «вовлечению масс в политическую борьбу»[564]. Таким образом, объективным явлением и вопросом времени становилось превращение царской армии в ту часть общества, где зреет социальный протест, а солдат и матросов - в естественных союзников трудящихся по классовой борьбе. Не случайно в одной из ранних статей Л.Д. Троцкий, рассматривая политические настроения различных социальных групп в России, как «несомненный факт» отмечал «недовольство в войсках». Использование армии против собственного народа и участие в грабительских войнах приводили к увеличению числа протестов в армии и социал-демократии необходимо «использовать это настроение»[565].

Лев Давидович Бронштейн (Троцкий)

В корреспонденции группы «Освобождение труда» можно обнаружить письма рабочего, бывшего матроса А. Сицкого, который неоднократно обличал порядки в царской армии: бесправие нижних чинов, грубое отношение командиров к подчиненным. От социал-демократов он требовал решительных действий, ибо «Россия стонет» от произвола властей[566]. Понимая, что «революцию подавят, уничтожат войска», автор видел путь в укреплении политического самосознания пролетариата. Когда это произойдет, «армия поймет свое родство с рабочим классом» и поднимется против правительства[567].

Классовый подход в определении движущих сил революции обусловил отношение радикальных социал-демократов к вопросу об участии военных в революционном движении. Подобно основоположникам народнической мысли, которые считали солдат естественными союзниками крестьянства, марксисты полагали, что нижние чины армии и флота, связанные с пролетариатом и крестьянством общностью происхождения и классового сознания, должны поддержать трудящихся в революционной борьбе. Офицеры как представители имущих и привилегированных слоев могли стать только ситуативными попутчиками движения. Вовлечение военных профессионалов в политическую борьбу социал-демократов и их значение для государственного строительства в дальнейшем до поры недооценивалось революционерами. Так, Л.Д. Троцкий в тот период утверждал, что роль «военных инструкторов» для рабочих могут играть не только офицеры, но и любые лица, обученные военному ремеслу[568]. Подобной точки зрения придерживался Г.В. Плеханов, что определенно отражало содержание его прежних дискуссий с народовольцами: «Русские рабочие внесли в освободительное движение последних двадцати лет несравненно больше сил, чем почтенное военное сословие»[569]; «Рабочие-социалисты будут наилучшими руководителями революционной массы, самыми надежными офицерами и унтер-офицерами революционной армии»[570]. Между тем отпечаток народнических иллюзий сохраняли оценки Плехановым свободолюбия казачества: «Ни в какой другой части населения России нельзя встретить более осмысленного и более сильного недовольства существующим порядком вещей»[571].

Для левого крыла российских социал-демократов характерным было представление о необходимости совместного вооруженного выступления рабочего класса и армии. В выступлениях В.И. Ленина критиковалась тактика обособленного военного мятежа, идей бланкизма, отмечалась важность политической агитации среди солдат, пробуждения в них чувства солидарности со всеми трудящимися[572].

Значение целенаправленной работы в военной среде получило должную оценку уже на этапе создания Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП). Вопросы, связанные с выработкой тактики в отношении армии, обсуждались на втором партийном съезде. Отдельная резолюция по военному вопросу была предложена В.И. Лениным. В ней говорилось: «Съезд обращает внимание всех партийных организаций на важность социал-демократической пропаганды и агитации среди войска и рекомендует направить все усилия к скорейшему закреплению и оформлению всех имеющихся связей среди офицеров и нижних чинов»[573]. Резолюция Ю.О. Мартова о демонстрациях, включала особый пункт: «Ввиду того, что при демонстрациях все чаще против народа применяются регулярные войска, следует заботиться об ознакомлении солдат с характером и целью демонстраций и призывать их к братанию с народом; следует не допускать ненужного раздражения их со стороны демонстрантов»[574].В резолюции о деятельности

Бунда отмечались выпуск агитационных материалов для солдат и работа среди новобранцев, в том числе на сборных пунктах[575].

В первые годы XX в. социал-демократы развернули пропаганду среди военных. Преимущественно в солдатской среде распространялась нелегальная литература, устраивались конспиративные собрания. Пропаганда дала результат - в 1901-1903 гг. были созданы кружки в гарнизонах Петербурга, Москвы, крупных городов[576]. Социал-демократы вели работу в рядах моряков, особенно в Кронштадте и базах Черноморского флота[577].

Основными мотивами политической пропаганды социал-демократов, направленной на армию, звучали тезисы об общности солдат и всех трудящихся, которые являются жертвами угнетения властей и буржуазии, единстве целей в борьбе за социальное и экономическое освобождение. Один из ранних подобных материалов, брошюра «Правительство, солдаты и рабочие», разъяснял, что солдат - это «тот же рабочий, временно оторванный от обычной трудовой жизни для того, чтобы защищать государство эксплуататоров от его врагов: внешних, то есть конкурентов, и внутренних, то есть угнетенных, стремящихся избавиться от своего угнетения». Изоляция солдата от общественной жизни, разлука с семьей делает его верным орудием в руках правительства, защитником «высших интересов всего класса эксплуататоров»[578]. В другом воззвании, изданном партийной ячейкой в Кронштадте, говорилось: «Солдаты - тот же рабочий, тот же крестьянин. Нас заставляют стрелять в народ, в наших братьев и сестер, в наших жен и детей»[579].

Важность пропаганды среди солдат особенно подчеркивал Л.Д. Троцкий. Он утверждал, что солдаты не могут сознательно выполнять приказы стрелять в рабочих и демонстрантов, а «стреляют лишь безнадежные идиоты или безнадежные подлецы». Целенаправленная пропаганда постепенно выведет солдат из-под влияния командования, «чтобы к решительному дню офицеры не могли быть уверены в солдатах». Переход военных на сторону революции позволит восставшим получить доступ к оружию, облегчит захват важных объектов, добавит освободительному движению организованности и дисциплины. Поэтому вопрос, «на чьей стороне армия?», Л.Д. Троцкий считал вопросом, «который решает все»[580].

Павел Борисович Аксельрод

Рассуждая об успехе революции и последующем государственном строительстве, социал-демократы обращались к вопросам национальной обороны, назначении и сущности вооруженных сил нового типа. На раннем этапе движения их точка зрения на реорганизацию армии в результате революционной перестройки общества мало отличалась от представлений народников. Ее в свое время определенно выразил П.Б. Аксельрод: «Старая царская армия не годится для защиты революции, мы должны создать новую, народную армию»[581]. Преобладало мнение, что многочисленная регулярная армия в новой социальной реальности утратит свое значение. Заменить ее сможет массовое народное ополчение, которое при необходимости будет решать задачи обороны. С одной стороны, это снижало государственные расходы на армию, с другой - победа социальной революции, согласно классическим марксистским установкам, могла произойти в наиболее развитой капиталистической стране или группе стран, что практически исключало опасность внешней агрессии. Требование «замены постоянного войска всеобщим вооружением народа» содержалось в программе группы «Освобождение труда»[582]. Аналогичный пункт предлагал внести в проект программы РСДРП В.И. Ленин[583]. Разъясняя идейные воззрения социал-демократов, он писал о необходимости «уничтожить постоянное войско, а вместо него ввести народное ополчение». Такой способ организации вооруженных сил представлялся революционерам наиболее отвечающим сущности общенародного государства: «Если каждый гражданин государства будет вооружен, тогда никакой неприятель не может быть страшен России»[584].

В системе взглядов социал-демократов - марксистов - война представлялась явлением, обусловленным господствующим общественно-экономическим порядком, противостоянием классов эксплуататоров и эксплуатируемых, отношениями эксплуататорских государств. Разоблачая классовую сущность милитаризма и агрессии, В.И. Ленин писал: «Бесповоротно осуждая войны, как зверские способы решения споров человечества, социал-демократия знает, что войны неизбежны, пока общество делится на классы, пока существует эксплуатация человека человеком»[585]. Поэтому борьба трудящихся за социально-политические преобразования приобретала цивилизационное значение, обещая в будущем избавить мир от разрушительных войн. Выступая в 1893 г. на конгрессе II Интернационала в Цюрихе, Г.В. Плеханов раскрывал мирную миссию современного пролетарского движения: «Международная революционная социалистическая демократия всех стран должна восстать всеми находящимися в ее власти силами против шовинистических аппетитов господствующих классов; она должна все теснее соединять узами солидарности рабочих всех стран; она должна неослабно работать над сокрушением капитализма, который разделил человечество на два враждебных лагеря и который натравливает народы друг на друга»[586]. Победа социальной революции должна положить конец не только войнам, которые ведут между собой государства, но и внутренним войнам, вооруженной борьбе угнетаемых против угнетателей: «Притом же, торжество пролетариата, положив конец всякой эксплуатации человека человеком, а следовательно и разделению общества на класс эксплуататоров и класс эксплуатируемых, сделает гражданские войны не только излишними, но даже и прямо невозможными. Тогда человечество будет двигаться одной “силой правды” и не будет иметь надобности в аргументации с помощью оружия»[587].

В самом скором времени российская социал-демократия оказалась перед необходимостью практического применения идейных установок и построений по вопросам войны и мира. Война с Японией стала для России первым военным конфликтом эпохи империализма, выявившим, как и Крымская кампания полстолетия назад, самые острые проблемы социального и политического развития страны. Отношение к войне, ее причинам и реалиям усилили развивавшийся раскол между главными течениями, сложившимися в российской социал-демократии -большевизмом и меньшевизмом. Выраженная В.И. Лениным большевистская позиция подчеркивала социально-классовую природу этой войны, ее империалистический характер: «Русскому купцу и промышленнику-миллионеру война кажется необходимой, чтобы отстоять новые рынки для сбыта товаров, новые гавани в незамерзающем море... Интересы алчной буржуазии, интересы капитала, готового продать и разорить свою родину в погоне за прибылью, - вот что вызвало эту преступную войну, несущую неисчислимые бедствия рабочему народу»[588]. Высказываниям меньшевиков была свойственна недооценка социально-экономического фактора в возникновении войны. Например, Ю.О. Мартов упрекал Ленина в излишней схематизации и настаивал на стихийном характере событий 1904-1905 гг., рассматривал их как «авантюру самодержавия», вызванную «династическими интересами и соображениями внутренней политики, отнюдь не из жизненных потребностей капиталистического развития»[589].

Рассматривая международное значение российско-японского конфликта, В.И. Ленин представлял его как противостояние мировых центров силы - старой европейской реакции и молодой азиатской буржуазии[590]. С точки зрения оценки шансов на успех Ленин определенно отдавал предпочтение последней, полагая японцев «политически свободным и культурно быстро прогрессирующим народом», а японскую армию «превосходно вооруженной, превосходно подготовленной к войне»[591]. В то же время, отвергая империалистическую агрессию как явление современной политической практики, Ленин приветствовал японских социал-демократов, выступающих против войны[592].

Российско-японское противостояние для социал-демократии стало дополнительным аргументом в обличении агрессивной сущности царизма, поводом к разоблачению его внешней политики. Вместе с этим, социал-демократы, как и эсеры, связывали с военными неудачами самодержавия надежды на рост протестных настроений в стране, вовлечение широких слоев населения в революционное движение. Ключевым являлось положение о том, что военное бремя целиком ложится на плечи трудящегося и эксплуатируемого народа. Еще в 1901 г., характеризуя социальную обстановку России, В.И. Ленин утверждал: «Против мужика соединились все самые могучие силы современной эпохи: и развивающийся все быстрее мировой капитализм... и военное государство, ведущее политику приключений в своих колониальных владениях, на Дальнем Востоке и в Средней Азии»[593]. В начале войны, обращаясь к российскому пролетариату, он писал: «Русскому рабочему и крестьянину война сулит новые бедствия, потерю бездны человеческих жизней, разорение массы семей, новые тягости и налоги»[594]. Однако в особенностях современной войны В.И. Ленин разглядел новые предпосылки к социальному взрыву, которым может обернуться для правящих кругов военная авантюра. Ответственность за поражения, которые несут армия и флот на Дальнем Востоке, целиком ложится на самодержавие, разрушая репутацию Российской империи как мощной мировой державы. Военный крах царизма непременно приведет к глубокому политическому кризису. Продолжение войны служит обострению всех внутренних противоречий России и приближает социальную революцию, войну трудящихся за свое освобождение[595]. Лидер большевиков призывал пролетариат «в ответ на бешеные военные клики» «выступить с удесятеренной энергией с требованием: “Долой самодержавие!”»[596]. С началом Первой русской революции В.И. Ленин отмечал, что «война доказывает слабость русских революционных классов, которые без войны были не в силах подняться»[597].

Известным своеобразием отличались взгляды Л.Д. Троцкого, считавшего, что война стала следствием попыток российского правительства «объединить общество и народ вокруг самодержавия, как охранителя могущества и чести России, создать вокруг царизма атмосферу преданности и патриотического энтузиазма». Власти пытались отвлечь общественное внимание от внутренних проблем, «изображая врага коварным, трусливым, жадным, ничтожным, бесчеловечным». Однако «расчеты самодержавия оказались неверными», конфликт с Японией «представил царизм во всем безобразии его внутренней и внешней политики - бессмысленной, хищной, неуклюжей, расточительной и кровавой»[598]. На деле война «форсирует естественный процесс разрушения самодержавия», служит развитию в обществе критических настроений. Оппозиционный дух проникает и в военную среду: «Настроение армии всего меньше способно окрылять правительство уверенностью. За последние годы было много тревожных симптомов: армия ропщет, армия недовольна, в армии брожение». По этой причине Л.Д. Троцкий считал, что социал-демократам необходимо усилить работу в вооруженных силах, «чтобы к моменту решительного выступления массы армия отрезала свою судьбу от судьбы самодержавия»[599].

Более осторожны в оценках значения и последствий русско-японского противостояния были меньшевики. Осуждая захватническую войну, они не готовы были принять радикальную позицию В.И. Ленина и его сторонников. Ю.О. Мартов объяснял это нежеланием, чтобы «война закончилась возложением на Россию тяжелых жертв и чтобы свобода была принесена русскому народу на японских штыках»[600]. Вместе с этим меньшевики, в отличие от части либеральной интеллигенции, отказались от поддержки царского правительства. С неудачным исходом войны они также связывали надежды на масштабные социально-политические перемены в России. Ю.О. Мартов считал, что война обострила противоречия между буржуазией и самодержавием, усилила кризисные явления в стране[601]. Ф.И. Дан предполагал, что бедствия, приносимые войной, могут ускорить крушение прежнего несправедливого строя: «Быть может, близится уже день, когда из-под груды обломков старого, разъеденного гнетом и эксплуатацией общества, начнет вставать новый, более счастливый порядок, который принесет, наконец, трудящимся классам освобождение от всех цепей рабства, насилия и угнетения»[602].

Федор Ильич Дан

Русско-японская война стала поводом к развертыванию социал-демократами широкой агитационной кампании, призванной показать рабочим и солдатам ее грабительский, антинародный характер. Листовка московского партийного комитета, вышедшая в начале кампании, объясняла причины военного конфликта двух стран «спором хищнических жадных свор капиталистов и правительств»: «русский крестьянин должен убивать японского рабочего, японский бедняк по миру пустит детей русского пролетария, чтобы на их трупах бесновались разжиревшие капиталисты, еще более разбогатело и окрепло эксплуатирующее рабочие массы правительство»[603]. Авторы другой прокламации находили историческую аналогию с Крымской кампанией, итогом которой был «севастопольский крах, когда все могущество императорской самодержавно-полицейской России оказалось на поверку мыльным пузырем». Несмотря на реформы Александра II, Россия сохранила самодержавие, «свой самый страшный порок», что определило вовлечение страны в новую захватническую войну[604]. Прокламации разъясняли, что «царь затеял войну с Японией» и «в корень разорил русский народ»[605]. Внутреннее положение России характеризовалось как общественно-политический кризис, разочарование различных социальных групп, в том числе и военных, в самодержавном строе: «Царское правительство ненавистно всем. Теперь и во флоте, и в армии ропот и недовольство, матросы и солдаты присоединяются к народу»[606]; «Только и осталось у правительства надежды на солдат. Но и солдаты, наконец, стали понимать, за что борется народ»[607].

Неудачи армии на фронте создавали новые основания к критике власти. Листовка петербургской партийной организации утверждала, что падение Порт-Артура является свидетельством глубокого всестороннего кризиса самодержавия. Царское правительство тщательно пытается скрыть от общественности настоящее положение дел: «войска пухнут и мрут от голода и холода, тогда как генералы, чиновники и поставщики армии набивают себе карманы награбленными у народа деньгами». Когда вся правда о войне откроется - «наступит конец самодержавию»[608]. Антиправительственные прокламации активно распространялись на призывных пунктах[609]. Социал-демократы также имели организации в городах Сибири, располагавшие типографиями[610]. Это позволило в 1904-1905 гг. повлиять на общественно-политические настроения в воинских гарнизонах, а агитационные материалы с маршевыми эшелонами достигали фронта.

Исход Русско-японской войны, совпавший и в известной мере обусловивший революционный взрыв в России, подтвердил значение, которое придавали военно-политической конъюнктуре российские социал-демократы. Вооруженные силы как институт государства и военнослужащие как социальная группа выступили видным участником событий революции, которые приобрели характер гражданской войны.