Глава III «Умрем все, но не будем давить свободы...». Восприятие взглядов революционных демократов военной средой

Поражение России в Крымской войне послужило актуализации проблем отечественной обороны и состояния вооруженных сил в общественном восприятии. Военные неудачи закономерно связывались с отсталостью хозяйства, ущербностью российских нравов и порядков, от которых, как выяснялось, зависела безопасность страны. Критики самодержавия и крепостничества имели все основания упрекнуть царизм в военной беспомощности и заявляли о необходимости перемен в сфере обороны: гуманизации всей системы воинских отношений, пресечении злоупотреблений начальства, улучшении оснащения армии. В этом совпали взгляды демократических мыслителей эпохи реформ и представителей передового офицерства. Первые шаги к установлению контактов в военной среде были предприняты А.И. Герценом, Н.П. Огаревым и Н.Г. Чернышевским, которые склонны были рассматривать военных не только в качестве аудитории для просветительских и пропагандистских усилий, но разглядели в них влиятельных участников борьбы за общественные идеалы.

Знакомство Н.Г. Чернышевского с армейской действительностью произошло в 1854 г. в Петербургском кадетском корпусе, куда он поступил на должность учителя. Устроиться ему помог литератор И.И. Введенский, считавшийся среди столичных военных «весьма влиятельным лицом, заслуженно пользуясь славой человека передовых убеждений»[206]. Из-за конфликта с офицером Н.Г. Чернышевский вскоре вынужден был покинуть корпус, однако сохранил связи со многими демократически настроенными офицерами Петербурга. Отчасти благодаря этому. Н.Г. Чернышевский в 1858 г. был приглашен в качестве редактора нового журнала «Военный сборник», инициатива создания которого принадлежала будущему военному министру, генералу Д.А. Милютину. В работе над изданием активное участие принимали известные военные деятели В.М. Аничков и Н.Н. Обручев. Назначение журнала, согласно «высочайшему утверждению», формулировалось следующим образом: «Доставить офицерам нашей армии за возможно дешевую цену полезное и занимательное чтение, возбудить в них любознательность и охоту к военному образованию. Офицерам же, наиболее способным и знающим, дать средство сообщить свои знания через печать всем своим товарищам по оружию»[207]. Выпуск «Военного сборника» стал важным событием для российской прогрессивной общественности. Первый тираж разошелся настолько быстро, что вскоре был напечатан


Журнал «Военный сборник», выходивший под редакцией Н.Г. Чернышевского. 1858 г.


второй, дополнительный Всего за первый год было издано 5000 экземпляров[208].

Статьи «Военного сборника», как подцензурного издания, явно не затрагивали острые социально-политические вопросы. Его публикации в основе своей были посвящены опыту военных кампаний, проблемам боеспособности армии, материального обеспечения войск. Однако среди авторов «Военного сборника» были люди демократических взглядов, допускавшие, насколько это позволяла цензура, критические высказывания об отечественной армейской системе, что недвусмысленно увязывалось с пороками общественного и государственного строя. Поэтому содержание журнала все более вызывало недоумение, а порой возмущение консерваторов и впоследствии привело к усилению правительственного надзора над деятельностью издания. В частности, Д.А. Милютин в воспоминаниях указывал, что «Военный сборник» со временем «вдался в обличительную литературу и, подобно другим журналам, хватил через край»[209].

Среди авторов журнала значительный исследовательский интерес представляет фигура молодого офицера Генерального штаба Николая Николаевича Обручева. Во второй половине 1850-х - начале 1860-х гг. он был близок к революционно-демократическим кругам, а впоследствии играл важную роль в военных преобразованиях эпохи Александра II. В сообщении агентов Третьего отделения среди лиц, близких к Н.Г. Чернышевскому, Н.Н. Обручев, наряду с Н.В. Шелгуновым, числился под номером четыре[210]. Согласно свидетельству Я.А. Тучковой-Огаревой, Н.Н. Обручев помогал Н.П. Огареву в работе над знаменитой прокламацией «Что нужно народу»[211]. Участие Н.Н. Обручева в деятельности первой «Земли и воли», в частности при налаживании контактов с польским революционером С. Падлевским, отмечал А.А. Слепцов[212].

Советская историография склонна была относить Н.Н. Обручева к активным участникам освободительного движения. По утверждению В.Г. Баскакова, Н.Н. Обручев был «постоянным посетителем тайных совещаний руководителей революционного подполья»[213]. В.Р. Лейкина-Свирская высказывала предположение, что Н.Н. Обручев сотрудничал с конспиративным кружком в Царскосельской офицерской стрелковой школе, в том числе был знаком с будущим участником восстания в Польше 1863 г. А.А. Потебней[214]. О контактах Н.Н. Обручева и А.А. Потебни, их совместной революционной деятельности упоминали также В.А. Дьяков и И.И. Миллер[215].


Николай Николаевич Обручев. 1870-е гг.


На страницах «Военного сборника» Н.Н. Обручев опубликовал несколько статей, в которых обращался к проблемам армии и военных в системе общественных отношений. Наиболее известны из них «Изнанка Крымской войны» и «Изнанка Крымской войны, другая сторона», где раскрывались причины поражения России в кампании 1853-1856 гг., социально-политические процессы в стране в послевоенный период. Работы содержали анализ слабых сторон российской армии, что консервативно настроенной аудиторией было рассмотрено «как критика николаевской военной системы вообще»[216], вольнодумцы же восприняли эти статьи как обличение царизма и призывы к обновлению общественно-политического порядка в России, просвещению народа. Историк Н.В. Богословский отмечал влияние Н.Г. Чернышевского на данные работы Н.Н. Обручева, указывая на общие для них темы: необходимость реформ, направленных на демократизацию государственной жизни и политики. Мысли и высказывания Н.Н. Обручева для того времени и круга, к которому он принадлежал, звучат смело и наполнены пафосом социального обновления: «...Главная сила государства лежит в народе; что возможно с народом, того далеко нельзя достигнуть с одним войском; и отныне те правительства будут сильны, которые тесно связаны с народом, умеют развивать внутренние его средства и на них создают величие страны»[217].

Статьи Н.Н. Обручева способствовали привлечению внимания общественности к делу генерал-интенданта Крымской армии Ф.К. Затлера, обвинявшегося в вопиющих злоупотреблениях и хищениях в период кампании. В ответ Ф.К. Затлер опубликовал Возражение на статью «Изнанка Крымской войны, другая сторона», обвинив Н.Н. Обручева в некомпетентности и недобросовестности[218]. Однако в конечном счет, был признан виновным и уволен со службы.

Проблемы войны и военной организации общества звучат также в статье Н.Н. Обручева «О вооруженной силе и ее устройстве». Автор ставит целью «ознакомить читателей с разумными, истинными началами, на которых происходят материальные и нравственные преобразования в войсках»[219]. По его мнению, «нормальным положением общества» становится «мир, покровительствующий труду и развитию довольства между народами»[220]. Европейские правители убеждаются в необходимости отказа от войн как средства решения международных проблем. Н.Н. Обручев надеялся, что и Россия направит усилия не на территориальные захваты, а на решение внутренних проблем, откажется «от употребления насилия в случайно возникающих недоразумениях»[221]. Отрицая экономическую выгоду любой военной экспансии, он предлагает использовать армию только для защиты границ страны. Для решения этой задачи не требуется огромного по численности регулярного войска, а достаточно небольшого числа профессиональных военных и всеобщего вооружения народа в случае внешней угрозы. Многие мысли и высказывания Н.Н. Обручева, созвучные взглядам представителей демократического лагеря, в дальнейшем нашли воплощение в программе военных реформ, в подготовке которых он принял деятельное участие.

Критика общественно-политических порядков в России, скептическое отношение к результатам отмены крепостного права звучит в письме Н.Н. Обручева Н.П. Огареву, написанном в сентябре 1861 г. В частности, он высказывает следующую мысль: «Получи наш крестьянин только землю - и он покажет тогда Европе, что значат здоровые экономические начала жизни. Только как-то он, бедный, до земли-то родимой доберется?»[222].

На рубеже 1850-1860-х гг. Н.Н. Обручев, безусловно, представлял собой новый тип передового офицера, разделявшего многие гуманистические и либерально-демократические воззрения в военном вопросе. Вооруженные столкновения между странами он рассматривал как источник народных бедствий, пагубное цивилизационное явление, порождаемое пороками правления и власть предержащих. В частности, причины Крымской войны он видел в агрессивном, непродуманном внешнеполитическом курсе Николая I. Современник свидетельствует, что, узнав о кончине Николая I, Н.Н. Обручев воскликнул: «Бутылку шампанского, надобно выпить за здравие смерти!»[223].

Между тем связи в среде прогрессивной интеллигенции не помешали Н.Н. Обручеву в дальнейшем сделать образцовую военную карьеру. Во второй половине 1860-х гг. молодой генерал Генерального штаба постепенно отходит от участия в общественном движении, что было вызвано усилением преследований демократов, в частности арестом и расправой над Н.Г. Чернышевским. Один из организаторов «Земли и Воли» А.А. Слепцов вспоминал, что Н.Н. Обручев отказался участвовать в создании прокламации «К солдатам», опасаясь быть раскрытым[224]. Выбор между общественной миссией и военно-профессиональной деятельностью определенно был сделан в пользу последней. Непосредственный руководитель Н.Н. Обручева военный министр Д.А. Милютин, хотя и был известен в правящих кругах либеральными взглядами, но труды А.И. Герцена называл «страстными, грубыми и большею частью лживыми памфлетами против всего существующего в России»[225]. Современный биограф Н.Н. Обручева О.Р. Айрапетов не разделяет распространенное о нем в советской историографии представление как об активном участнике освободительного движения. Прогрессивный пафос публицистки Н.Н. Обручева вобрал в себя разочарование общественности поражениями России в Крымской войне и ожидания первых лет нового царствования, искреннее желание патриота видеть свою страну современной и могущественной[226].

Работа Н.Г. Чернышевского в журнале «Военный сборник» позволила ему установить широкие связи среди передового офицерства, которые очевидно имели и конспиративный характер[227]. То, что в круг его общения входило немало военных, привлекло, в частности, внимание агентов Третьего отделения. Наблюдение началось в конце 1861 г., и уже в первом сообщении от 15 ноября упоминалось, что у Н.Г. Чернышевского «бывает чрезвычайно много посетителей, не исключая офицеров»[228]. В течение ноября и декабря он неоднократно встречался с Н.Н. Обручевым, в том числе в казармах. В донесениях часто упоминается офицер Н.И. Рыжков. Кучер сообщал агентам, что «Чернышевский ездил очень часто по вечерам в Семеновский полк к одному полковнику Савицкому»[229]. Вскоре И.Ф. Савицкий получил назначение начальником штаба 1-й кавалерийской дивизии, дислоцированной в Литве, где в тот период существовало несколько тайных объединений военных[230]. Сам же И.Ф. Савицкий в 1863 г. примкнул к польским повстанцам. Кроме того, имена многих военных, сотрудничавших с Н.Г. Чернышевским, так и остались неизвестными для агентов. Например, сообщение от 2 января 1862 г. содержит характерное описание визита «неизвестного офицера, только что прибывшего из Самары; он подал письмо, по прочтении которого его пригласили войти и продержали пять часов»[231].

Близок к Н.Г. Чернышевскому был двоюродный брат Н.Н. Обручева Владимир Александрович Обручев. В 1859 г. он вышел в отставку в чине поручика, разочаровавшись в порядках российской армии и из «опасения, что придется сделаться убийцей, стрелять в своих»[232]. В поисках работы литератора он познакомился с Н.Г. Чернышевским и начал участвовать в «движении», которое, по его словам, «воодушевило русское общество после Крымской войны»[233]. Среди его работ по общественно-политической проблематике привлекает внимание статья «Невольничество в Северной Америке». В критике системы плантационного рабства в Северо-Американских штатах без труда просматривалось разоблачение российского крепостного права[234]. Жандармская документация отразила связи В.А. Обручева с Н.В. Шелгуновым[235], участие в пропагандистской деятельности, распространении «возмутительных сочинений» - воззвания «Великорусс»[236]. В октябре 1861 г. В.А. Обручев был арестован, в ходе следствия он признал собственную вину, но не выдал авторов прокламации[237]. Третье отделение докладывало, что цель данных листовок - «возбуждение волнений в России». Также сообщалось, что «Великорус и крайняя революционная партия волнуют всю Россию» и что вокруг Н.Г. Чернышевского, В.А. Обручева, М.Л. Михайлова


Владимир Александрович Обручев. Конец 1850-х гг.


и Н.А. Добролюбова сформирован круг вольнодумцев. Отмечались их контакты с А.И. Герценом и Н.П. Огаревым[238]. Необходимо подчеркнуть, что воззвания «Великорусс» циркулировали в казармах, о чем упоминал в мемуарах Д.А. Милютин[239].



Александр Николаевич Энгельгардт. 1861 г.


Другой заметной фигурой в окружении «Земли и Воли» начала 1860-х гг. был поручик гвардейской артиллерии Александр Николаевич Энгельгардт, близко знакомый с Н.Г. Чернышевским, A.A. и Н.А. Серно-Соловьевичами, Н.П. Утиным и Л.Ф. Пантелеевым. Хорошо знавший его по Михайловскому артиллерийскому училищу П.Л. Лавров сообщал, что его связи с «Землей и Волей» возникли именно благодаря А.Н. Энгельгардту[240]. Своеобразное свидетельство принадлежит его сыну -Н.А. Энгельгардту: «В гвардейском мундире среди бела дня мой отец ходил по Летнему саду, направо и налево раздавая первые появившиеся прокламации. Когда попадавшиеся ему знакомые выражали удивление его смелости, он отвечал, что Летний сад самое безопасное место - гуляют люди одного круга, одних настроений, совершенно порядочные. Никто не донесет... Мой отец, А.Н. Энгельгардт, агитировал и вербовал членов партии среди военных, а Н.Г. Чернышевский - среди штатских»[241]. В 1862 г. деятелями «Земли и воли» конспиративно разрабатывался план конституционного министерства. В качестве премьер-министра назывался Н.Г. Чернышевский, военным же министром заговорщики предлагали стать А.Н. Энгельгардту, но он отказался[242]. Уже в то время А.Н. Энгельгардт был известен как способный специалист-химик. В 1866 г. он оставил военную службу, посвятив себя науке и общественной деятельности.

В одном из жандармских донесений подчеркивалось, что личность и труды Н.Г. Чернышевского «имеют влияние на юношество»[243]. Наряду со студенчеством, не стали исключением и учащиеся военных учебных заведений. Например, отмечались его контакты с юнкерами Константиновского военного училища[244], где действовала конспирированная группа под руководством офицера Г.Л. Рошковского. Ее члены на своих собраниях обсуждали насущные проблемы общественного развития, имелась библиотека запрещенной политической литературы[245]. Константиновцем был и М.С. Бейдеман - вероятно самая трагическая фигура среди революционеров 1860-х гг. По окончании училища в 1860 г. он не явился в полк и нелегально покинул Россию, стремясь примкнуть к повстанцам Дж. Гарибальди. Добравшись до Лондона, работал в Вольной типографии А.И. Герцена, а в августе 1861 г. был арестован при возвращении в Россию. Во время дознания и в заключении

Бейдеман показал себя непримиримым врагом царизма. По личному распоряжению императора он без суда двадцать лет содержался в Алексеевском равелине Петропавловской крепости и, лишившись рассудка, умер в психиатрической лечебнице[246] .

Уже после ареста Н.Г. Чернышевского в Петербурге действовал тайный кружок артиллеристов, названный «чернышевцами». Его участник, впоследствии видный деятель народнического движения М.П. Сажин отмечал большое влияние идей Н.Г. Чернышевского на направление мысли молодых офицеров, участие в работе кружка будущих высокопоставленных военных[247]. Подобная группа юнкеров, «серьезно интересовавшихся общественными вопросами», существовала и в Михайловском артиллерийском училище[248]. В ней участвовали известные в будущем борцы против самодержавия - С.М. Крав-чинский и Л.Э. Шишко. Демократические настроения имели распространение среди гардемаринов Морского училища, некоторые выпускники которого в дальнейшем играли заметную роль в военно-революционной организации «Народная воля». Общественная атмосфера тех лет не миновала даже кадетов-старшеклассников. Так, конспиративный кружок существовал в Виленском кадетском корпусе. Его члены «организовали коллективную подписку на журнал “Современник”, проводили чтение и обсуждение напечатанных в нем статей Чернышевского, Добролюбова, Антоновича»[249]. Запрещенная политическая


Леонид Эммануилович Шишко

Сергей Михайлович Кравчинский (Степняк)


литература имела хождение и в Московском кадетском корпусе, где обучался будущий видный деятель «Народной воли» М.Ю. Ашенбреннер. Именно в корпусе он познакомился с произведениями передовых писателей того времени и даже с нелегальной литературой, под влиянием которых сложилось его мировоззрение[250].


Сигизмунд СераковскийЯрослав Домбровский


Просветительские и пропагандистские усилия А.И. Герцена, Н.П. Огарева и Н.Г. Чернышевского оказали также ощутимое влияние на формирование взглядов и практические шаги офицеров, стоявших во главе польского национально-освободительного движения. В Петербурге во время учебы в Николаевской академии Генерального штаба С. Сераковский и Я. Домбровский организовали «военную революционно-демократическую группу»[251], названную кружком генштабистов. Ее члены изучали современную общественно-политическую литературу и распространяли агитационные материалы, устраивали «литературные вечера», где «собиралось много лиц, преимущественно военных». Целью «вечеров» считалось просвещение офицеров[252]. Соратник Н.Г. Чернышевского Н.А. Добролюбов в одном из писем, имея в виду генштабистов, сообщал: «Я бы тебе целую коллекцию хороших офицеров показал»[253]. О сотрудничестве


«Кружок генштабистов»


С. Сераковского с Н.Г. Чернышевским свидетельствуют мемуары офицера Новицкого: «Помнится, в какой-то праздник я захожу к Сераковскому и - представьте мое изумление! - встречаю у него Н.Г. Чернышевского»[254]. Во время восстания 1863 г. его лидеры, как и российские революционные демократы, большое значение придавали участию офицеров в пропаганде[255], стремились к сближению армии и населения в борьбе против царизма.

События 1863-1864 гг. в Польше и участие российской армии в подавлении национально-освободительного движения заставили деятелей оппозиции обратиться к вопросам войны, армии и революции. Успех или поражение освободительной борьбы во многом зависели от того, как проявят себя войска, которым предстояло быть главной силой в подавлении восстания. По этой причине революционные демократы особое значение придавали пропаганде своих взглядов в военной аудитории, разъясняя офицерам и солдатам, что подавление восстания поляков не имеет ничего общего с подлинными интересами России.

В связи с польскими событиями на страницах «Колокола» нередко возникали корреспонденции военных. Сведения поступали от источников в России и из зарубежной прессы и неизменно вызывали большое воодушевление основателей Вольной русской типографии. А.И. Герцен писал: «Мы получаем письмо за письмом от русских офицеров и литераторов, от друзей и незнакомых, в которых нам говорят о сочувствии нашему взгляду на польские дела»[256]. Некоторые из них были опубликованы в журнале «Колокол». Так, в письме под заголовком «Еще кровь и слезы между Россией и Польшей» автор рассуждает: «Мы думали, что этот царь, вняв нуждам и требованиям своих народов, захочет и сумеет мудрыми мерами соединить их неразрывным братством во имя общей свободы и общего благосостояния»[257]. Но незавершенность программы реформ, как считает автор, привела к росту народного недовольства самодержавным строем и поэтому он призывает к решительным действиям в борьбе против царизма, объединению сил российских и польских революционеров. В другом письме, где автор заявляет, что «сотни офицеров, участвующих в составлении письма, готовы сейчас же выставить имена свои Восприятие взглядов революционных демократов военной средой 107 и, нисколько не боясь смерти, убедительно подтвердить делом достоверность вами напечатанного документа», провозглашается лозунг: «Умрем все, но не будем давить свободы, не замараем чести русской»[258]. В «Письме русских офицеров к издателю “Indеpendance belge”» сообщается, что публикации журнала «Колокол» по польскому вопросу отражают «действительное состояние умов в армии»[259]. Такого рода свидетельства вдохновляли А.И. Герцена: «Если больше будет таких офицеров, они легко очистят русское оружие от ржавчины»[260].

Протестные настроения в армии, заинтересованность революционных демократов в привлечении военных на свою сторону вызывали беспокойство властей. В жандармском донесении о мерах борьбы с противоправительственными выступлениями сообщалось: «Необходимо спасти войско от привившейся ему заразы»[261]. В циркуляре военного министра Д.А. Милютина, адресованного полковым командирам, говорилось: «В некоторых частях войск обнаружены преступные покушения молодых офицеров к сближению с нижними чинами, к внушению им противозаконных и ложных понятий, к совращению их с пути долга и верности. Тайная революционная партия истощает все способы, чтобы распространить свою пагубную пропаганду во всех частях России, и ныне обратила особенно напряженное внимание на военное сословие. Между молодыми офицерами, к сожалению, нашлось уже много легкомысленных, поддавшихся коварным внушениям»[262].

В воспоминаниях Д.А. Милютин с сожалением отмечал присутствие «революционной заразы» в военной среде, участие офицеров в тайных политических обществах или кружках, их причастность к революционной пропаганде в войсках[263]. По его мнению, следствием данных явлений стал упадок дисциплины в вооруженных силах. В частности, крайне тяжелое впечатление на Д.А. Милютина произвел инцидент, имевший место в Николаевской инженерной академии. В результате конфликта с преподавателем один из слушателей был отчислен из академии. Это вызвало общий протест: «почти все учащиеся (126 из числа 135) подали прошения об увольнении их из академии»[264]. Подобное было немыслимо в Николаевскую эпоху. Обеспокоенность положением в армии высказывал и управляющий Третьим отделением генерал А.Л. Потапов. В записке шефу жандармов В.А. Долгорукову он писал об «открытой войне против правительства», в которой активное участие принимает войско, подверженное влиянию радикалов[265].

Среди высшего военного и политического руководства зрело убеждение в необходимости решительных мер по укреплению лояльности в рядах армии. Участились случаи обысков полковых библиотек, усилился надзор командования и жандармов над офицерским составом и рядовыми[266]. Обычной практикой являлось назначение инакомыслящих офицеров для прохождения службы в отдаленные районы, где, согласно жандармской терминологии, «зараза не может проявиться»[267]. Особую озабоченность лиц начальствующих и надзирающих вызывали военные учебные заведения, которые требовалось надежно оградить от проникновения чуждого элемента и вредного влияния. Генерал Е.Е. Сиверс в записке на Высочайшее имя докладывал, что уже из военно-учебных заведений выходят «демагоги», которые «по мере производства в высшие чины приобретут постепенно более значения и веса, и таким образом заграничная пропаганда достигнет своей цели»[268]. В жандармском донесении отмечалось: «Военные академии в последнее время обратили на себя внимание не только зловредным образом мыслей, но и самими действиями»[269]. В качестве рекомендации предлагалось рассортировать слушателей, исключив недостойных. А.Л. Потапов предлагал размещать военные учебные заведения «вне столиц, в центре расположения войск»[270], чтобы изолировать учащихся от настроений общественности. В одной из жандармских записок высказывалась идея перенести артиллерийские учебные заведения за пределы крупных городов, в удаленные местности, где есть «оружейные арсеналы»[271]. Подобные решения отвечали представлениям государственных деятелей уходящей эпохи, согласно которым армия была послушным орудием властей, а военные - «государевыми людьми», чьей единственной функцией было исполнение приказов.

Между тем представители правящих кругов и высшего военного командования осознавали отсталость российского воинского уклада и необходимость его реформирования. Укрепление обороноспособности страны немыслимо было без принципиальных преобразований в организации вооруженных сил, которые неминуемо влекли за собой глубокие изменения в системе отношений армии и общества. Их последствий в то время вполне не могли себе представить ни ревнители старого порядка, ни их идейные противники. Армия новой, буржуазной эпохи становилась неизмеримо более сложным в социальном отношении явлением.

Загрузка...