Павел Давыденко УЧЕНИЦА

Глава 1. ВСТРЕЧА С ЛЕНОЙ

Турка просыпался и засыпал с мыслью, что Лены больше нет. Первые дни две тысячи седьмого года совсем не походили на январские, даже просто зимними такие дни не назовешь. Темнело рано, и каждый вечер Турка выходил под моросящий дождик и шел, засунув руки глубоко в карманы, чуть сгорбившись, без конкретной цели. Редко когда он обращал внимание на улицы, по которым шагал — все до ужаса похожие. Ботинки промокали на раз-два, но этого парень не замечал, как и косых взглядов редких прохожих.

Перед глазами Турки проносились картинки: вот он бежит за девушкой и глядит на стройные ножки, вот впервые попадает в ее квартиру, и ждет, пока она искупается, наивно надеясь, что хозяйка попросит потереть ей спинку.

Впрочем, Турка вспомнил, как они курили «травку», и как девушка выдыхала ему в рот дым. Если начистоту, то Коновой было свойственно более чем легкое поведение.

Нет, Лена не такая, чтоб взять и уехать. Конечно, Турка помнил и про историю с беременностью, так что, возможно, все прозаично: Конова поехала в деревню к бабке-травнице и отнюдь не отдыхать. Но тогда бы она предупредила, сообщила. Кроме того, Лена принимала противозачаточные.

Турка часто проходил мимо ее дома. Он по-дурацки надеялся, что вот сейчас застанет Лену там. Она должна вернуться, не могла ведь просто так пропасть. Да, она говорила о том, что хочет уехать из города, но куда могла податься? Разве что в бездумное автостопное путешествие.

Не могли ведь врать ее глаза. Лена любит его — или любила. Кроме того, она хотела доучиться девятый класс, получить аттестат и оставить школу. Так зачем же срываться в середине года?

Она могла сгоряча рвануть куда-то и остаться там на каникулы. Да, могла. Но тогда обязательно дала бы о себе знать, нашла бы способ.

Но Лена не звонила и не возвращалась. Он еще пару раз попытался выяснить у ее родичей, куда исчезла девушка, но двоюродная тетка Коновой откровенно посылала Турку на три буквы. А потом стала угрожать и милицией. Памятуя о дне рождения одной толстухи, Турка не горел желанием связываться с блюстителями закона, да от него и не приняли бы никакое заявление: мало того, что не родственник, так еще и несовершеннолетний.

Турку и так на учет поставили, а ведь могли бы и условную судимость впаять: вызывали после памятного случая, выспрашивали про Тулу и его друзей — они будто бы занимались закладками. Последнее милицию интересовало как будто бы даже больше, чем мнимое, как потом выяснилось, надругательство над толстушкой. Парень вспомнил взгляд Селедки, вспомнил притворную любезность Стриженого, вспомнил кабинет с забранным решеткой окном и привинченным к полу стулом. Не хотелось бы еще раз попасть туда.

Тем удивительнее было его согласие пойти выпить, когда он снова, почти на том же самом месте встретил Шулю. В мокрой шапке, обляпанного мелкими коричневыми каплями грязи (скорее всего, из-под колес проезжающих машин).

— А, чо, куда путь держишь? — Шуля узнал его издалека и гаркнул через всю улицу: — Турка! Ты чо, глухой, что ли?

— Здоров. Да так, никуда. Гуляю.

— Вот те нехрен делать, — хрипло закашлялся Шуля. — Пошли лучше к Вадику, бухнем, — он показал бутылку. — Это виски, понял? Я не спер, мне сосед подарил, за то, что машину помог толкнуть.

— Нет, спасибо.

— Да там не будет телок, сто процентов. У него хата пустая, посидим хоть в тепле, чего по дождю шляться. Тут квартал всего идти. Слышь, говорят, что это… Ну, Ленка, типа, пропала.

Гнусавый голос Шули почему-то успокаивал. Сам пацан, от которого и так несло табаком, показался чем-то, что не изменится никогда. Постоянная величина, сказала бы математичка Дина Алексеевна. Гулянки, желание выпить и полный пофигизм — Шулю не исправить.

Ноги у Турки промокли, дождь усиливался. Пить он не хотел, но и слушать ворчание отца, бесконечные жалобы на врачей и отсутствие денег, тоже неохота. Кроме того, Турка хотел очутиться в тепле хоть на полчасика, авось и дождь прекратится. Тем более, сказал же Шуля, что никаких девчонок.

— А? Говори громче… — Кричал тот тем временем в телефон. — Если бы я хотел тебе начесать, я бы тебе начесал, поверь мне, — Шуля хрипло заржал. — Да сейчас придем, с пацаном. Да с одним! Слышь, ты чо, жадина-говядина? Турка свой, его грех не угостить. Сейчас будем уже, под твоей хатой стоим. Мы же договорились… Откуда она нарисовалась?

Шуля помолчал, потом что-то буркнул в трубку и закинул телефон в карман.

— Что, мама приехала? — спросил Турка.

— Да какая мама… Девку нашел. Подобрал там где-то, на трассе. Так ты пойдешь?

Турка хотел тут же отказаться, но что-то удержало. То самое «вдруг», которое он лелеял в последние дни, пытался отыскать любой его намек даже в самом незначительном событии. Все эти «вдруг» тесно переплетались с Леной.

Кроме того, он уже так размечался о квартирном уюте, что не мог заставить себя топать обратно по лужам через район под проливным дождем.

— Ладно, идем. Только без приколов.

— Да ясен красен.

* * *

В квартире пахло жареной картошкой. Тянуло и грязными носками, даже открытое настежь кухонное окно не заставляло запахи выветриться — помещеньице маленькое, слишком тесное для троих человек.

Шуля и Вадик наливали и наливали, а Турка потягивал колу из грязноватого бокала.

— Одному, оно, канеш, нормально жить, — вещал Вадик. — Делай что хочешь, туда-сюда, сам себе хозяин. Но жрать готовить… Я вот не умею. А тут Ленка появилась и нормас, картошечки сбацала, тряпкой помахала, веником. Одному — отлично. Но баба нужна. Пока мозг не начнет пилить, хай живет, — они с Шулей хрипло заржали и опять чокнулись. — Спит щас она…

Вадик выглядел на все тридцать. Он отслужил в воздушно-десантных войсках, и вот отдыхал и отмечал — с октября, вроде. Фигуру он имел приземистую: мощные волосатые руки, кулаки как утюги и широкое простецкое лицо, присыпанное щетиной. Под глазом шрам — круглая точка, как будто поставили клеймо сигаретой.

То, что происходило в октябре, кружилось мертвыми листьями на задворках сознания Турки. Сейчас его больше волновало, что гостью хозяина квартиры зовут Леной. Еще одно «вдруг», хотя вероятность ничтожно мала.

Сердце заколотилось, во рту пересохло, и приторный вкус колы застыл на языке. Турка поерзал на табуретке и встал:

— Пойду в туалет.

— Только сильно не дергай эту штуку, бачок сломан, — сказал хозяин перед тем, как опрокинуть в себя очередную порцию спиртного.

— Хорошо.

Турка заглянул в туалет, кинул взгляд в забрызганное каплями зубной пасты зеркало и притворил дверь. Прошел по коридору, заглянул в одну комнату, в другую. Кровь пульсировала в висках, не только от того, что делает что-то запретное, но от предвкушения и надежды.

Ведь такое вполне может быть. Если человек неожиданно исчезает, то и появиться может вот так запросто.

Он прошел через темную комнату освещенную лишь пятнами фонарного света, проникающего сквозь занавески. Кровать, тумбочка с телевизором, журнальный столик. На стене ковер, рисунок в сумерках не видно, но представить можно без труда — в комнате родителей Турки на стене тоже висел ковер, пока мама прошлым летом не раскричалась, мол, сколько можно, пора ремонт делать, обои переклеивать. Ремонт сделали, ну а ковер выбросили. Хотя отец бурчал, мол, можно обратно повесить: «Это ж звукоизоляция классная!».

Еще одна дверь. Отдаленный смех доносился из кухни, смех и позвякивание. Значит, там не парились из-за того, что он долго.

Толкнув дверь, Турка замер на пороге, дыша приоткрытым ртом. Подступило дежа вю, комната смахивала на спальню Коновой, где у них все случилось в первый раз. Когда глаза привыкли к темноте, парень различил на кровати прикрытое пледом тело и волосы, разбросанные по подушке. Видел он только носик и краешек щеки, но уже был уверен, что это она.

— Лена… — прошептал Турка, задыхаясь. — Леночка…

Он шагнул к кровати, девушка что-то проговорила во сне, а Турка уже тянул к Лене руки, приговаривая одно и то же на разные лады, стаскивая плед.

— Ой, кто это? — сонно пробормотала она. — Вадик?

А потом пронзительный крик ударил по ушам Турки. Парень отшатнулся от кровати, наткнулся на пуфик и упал. Послышался звук разбитого стекла. Лена кричала высоко, на одной ноте, голос ее дрожал и булькал, а у Турки возникла дурацкая мысль, что ковры на стенах заглушат крики. Послышался топот, следом глаза резанул яркий свет.

— Ты какого тут забыл, придурок? — сказал Вадим. — Толчок потерял, что ли?

Турка щурился, глядя то на хозяина квартиры, то на выглядывающего из-за могучего плеча Шулю, то на девушку — Лену — только совсем не Конову, которая огромными глазами глядела на него, натягивая плед на голые плечи.

— Что это за шизик?! — выкрикнула она.

— Он к тебе приставал? — сквозящим угрозой тоном протянул Вадим.

— Он… шептал что-то и лез на кровать! — ответила девушка. Волосы у нее были крашеные, блондинистые. Глаза серые. Лицо совсем не такое, как у исчезнувшей одноклассницы.

— Иди сюда, — Вадим рывком поставил на ноги Турку, потом вышвырнул его из комнаты. Турка врезался в стену и выдавил:

— Блин, да я обознался просто. Я думал… Шуля, скажи ему! Я думал, что это Конова.

Вадим глянул на Шулю, тот пожал плечами с осоловевшим взглядом:

— Конова, Ленка? А чего бы она тут делала, братан?

— Вот и я думаю так же, — сказал Вадим, и в следующий миг из глаз Турки брызнули цветные искры. Потом его протащили по коридору и выкинули на лестничную площадку под бормотание Шули:

— Ну я ж не думал, он вроде нормальный… Да ты не бей его так сильно, Вадь, да он на Конову же думал…

Заметно было, что и самого Шулю десантник с удовольствием выкинул бы с лестницы, но до этого дело не дошло. Потерев разбитый нос и горящую, опухшую щеку, Турка побрел вниз по лестнице и вышел на промозглую улицу, где продолжался дождь.

Загрузка...